– Здравствуй ВанГог, – сказал Иван.
– Здраве желаю, товарищ капитан, – ответил суррогат, ориентируясь на погоны. Говорил он вдумчиво, не спеша. Его тестирование началось поздно в субботу, а вчера с ним не работали. Иван должен сам проверить каждого хотя бы по половине инструкции.
– Как спалось?
– Хорошо. Профессор Львовский говорит, что со временем сон станет короче и не таким глубоким, нервная система суррогатов не перегружена, как у людей, нам не нужен длительный отдых. Буду как кошка, спать на ходу и всегда чуять мышь.
– Товарищ полковник, разрешите?, – и Королев подал папку с инструкциями и рисунками.
– Твои? – спросил Иван.
– Да, мои, – ответил ВанГог.
На рисунках простым карандашом ВанГог нарисовал несколько знаменитых зданий: колизей, Покровский собор, какая-то римская постройка с колоннами, просто горные пики в снегах.
– Ты хорошо рисуешь. Как считаешь, твоих знаний достаточно для проектирования жилых, гражданских зданий.
– Да. При наличии экспертной проверки опытных коллег, – с грустью ответил ВанГог, – только сейчас никто не строит. Время разрушений.
– Он умеет сворачивать язык трубочкой, – заметил Королев.
– Дурак ты, обратно тебя на стену отправлю, – по-доброму подумал Иван и спросил, – рядовой Королев, нужны добровольцы в охранные гарнизоны. Готов вернуться?
На лице Димы вздрогнула кислая улыбка, и он честно выложил: – Всегда готов, но если можно, я бы здесь остался.
Помотало его после допросов, обвинений в неподчинении капитану Суровину, угрозы расстрела и двух месяцев на стене. Нет, нет, в таком состоянии возвращать никуда нельзя. Рано. Иван открыл страницы с военными командами.
– Ты изучил первые три страницы?
– Да.
– Начнем. Я отдаю приказ, ты выполняешь. Смирно!
ВанГог выпрямился, руки вытянул по швам.
– Вольно!
– Направо!
– Налево!
– Ложись!
– По-пластунски вперед! Голову ниже.
– Встать.
– Десять отжиманий от пола.
– Встать!
– Двадцать отжиманий от стены.
– Вольно. Лазить по стенам умеешь?
– …да.
– По физиологии пройдемся, – перелистнул Иван, – как ощущения нового тела?
– Фантастические. Всё встало на свои места, мне не хочется ничего переделывать, сопротивляться, бояться.
– А приказы выполнять хочется?
– Это долг. Я помню условия протокола.
Почти все суррогаты заявляют о гармонии, о тишине мыслей внутри себя, о том, что смотрят на себя со стороны и довольны изменениями. И если каменная часть не нуждается в питании, оболочку и живой мозг поддерживать надо: кроме крови им «капают» глюкозу. Есть предположение, что рано или поздно недостаточное питание отразится на сохранившейся человеческой оболочке. Другими словами, кожа и мышцы слезут с каменного каркаса. В этом случае – увы – пострадают глаза. Это уже пусть Львовский дорабатывает.
– Встань на носочки. На пятки. Сними обувь. Одень обувь.
Из коридора, со стороны пункта наблюдения донеслось: – Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда…, – а по коридору кто-то быстро шел. Дверь распахнулась, появился взволнованный Щукин и с ходу выпалил:
– Джеки звонила. Не может дозвониться. Аня пропала.
– … в них женщины проносятся с горящими глазами, холодными сердцами, золотыми волосами…, – орало из коридора.
– Какая Аня?, – спросил Иван, вспоминая всех соседок с этим именем.
– Ваша Аня. Суровина.
