– Я весь вечер хочу танцевать с вами! – горячо воскликнул он.
Компания поглядела на него как на безнадежно больного и стала удаляться.
Красавица улыбнулась. Они прошли круг вальса. Больше Сергей не смог – он упал лицом в шубу Красавицы и задохнулся от счастья. Секундой позже они стояли вдвоем посреди абсолютно пустой и черной площади. Сергей понял, почувствовал, осознал, что только сегодня и только сейчас он живет, живет по-настоящему, то, что было раньше – не важно, а то, что будет потом – никогда не будет так волшебно, как сейчас, вернее, ни-ког-да уже не будет как сейчас. А живет он только сейчас, как бабочка-однодневка, жизнь – это и впрямь – только миг, и только сегодня и сейчас, под покровом этой блистательной черной ночи сбудутся все его сокровенные мечты. Его мечта стояла напротив. Блистательная, волшебная, золотая! Она посмотрела ввысь, туда, где под свинцовыми черными тучами тонули древние башни. На миг ему показалось, что в ее глазах блестят, отражаясь, рубиновые звезды. Она тоже жила только сейчас.
Настоящее рвалось из нее:
– Я хочу… хочу любить тебя, хочу быть твоей, хочу раствориться в тебе навечно, хочу быть в тебе, хочу быть тобой…
И она зарывалась в его тело, терлась нежными щеками о его голую грудь, тонула под его руками, дышала ему в уши.
Он не знал, кого она так ждала и звала, но понял – точно не его. Его это не расстроило, а напугало.
Он и сам не заметил, как погрузился в долгую тягучую истому, но спустя какое-то время очнулся резко и посмотрел кругом. Ей тоже было хорошо, и она получала свое удовольствие не от одной лишь любви. Она так привыкла отдаваться нужным мужчинам, что уже не могла обойтись без препаратов, будоражащих кровь и накрывающих сознание беспросветной теменью. Сергея это испугало еще больше. Он как-то сполз с кровати и постарался, как можно безшумнее выйти из комнаты. На ходу в темноте он натягивал трусы. Перед ним упал луч света. В темноте он разглядел кухню, в проеме виднелся стол, освещенный лунным светом, лившимся через огромные окна. Сергей вошел. В этом серо-фиолетовом свете он увидел на столе початую бутылку водки, стакан, хранивший на себе отпечатки пальцев, и россыпь таблеток. Он стоял над этим всем и проникался отвращением. Тут его охватила какая-то бредовая решимость. Он схватил со стола бутылку водки и налил в стакан. Зажав в руке таблетку, он перекрестился ей и грохнул это все – и колесо и водку – одним залпом. Внутрь заструилась будто и не водка, а чья-то живая кровь. Живая и орущая. Сергей задохнулся и пошел в спальню. Всю ночь ему снились кровавые вавилонские звезды.
День третий, заключительный.
Утро пришло туманное, серое и холодное. Обычное утро Полиса. Сергей был в одиночестве на огромной сексодром-кровати. Она была тут же, но где-то не то за стеной, не то на лестнице. Сергей встал и почувствовал холод. Он был без трусов. Это его смутило. Он ничего не помнил. Что-то было ночью, но что, в точности, Сергею не было известно. Он помнил ее лицо, ее руки, потом мрак и снова ее лицо, ее губы-тигры раздвинуты, она разевает рот, наверное, кричит, но он не слышит. Течение его мыслей прервала своим появлением она.
– Привет, соня! Вставай, одевайся.
– Трусы мои где? – спросил тихо Сергей.
– Не знаю. Поищи.
Сергей огляделся и уткнулся в ее глаза.
– Ты вчера…
– Забудь. То, что я говорила вчера – не важно!
Он уставился на нее с вопросом.
