Им втихаря гордилось всё селенье.
Нет, в самом деле! Он чудак, вестимо,
Но шутка ли сказать – живой писатель!
На двести вёрст в округе нет такого!
Кто помоложе – те уже не вспомнят,
А старики расскажут вам охотно,
Как он в село к нам первый раз приехал —
Студент безусый в форменной тужурке,
Всё чиркая чегой-то поминутно
В изрядно пухлой книжке записной.
Как подшофе он вёл в трактире речи,
Что гению, мол, даже и не нужно
Кончать каких-то скучных академий,
Что истинный талант зерну подобен,
Которое взойдёт и всколосится
Без всякого влияния извне.
Гулял, шутил, записывал частушки,
В себя вбирал окрестные пейзажи,
А осенью домой уехал, в город,
С тем, чтоб весной вернувшись, огорошить
Селян словами: «Я останусь здесь».
У обчества избёнку прикупил
На выселках, кой-как её подправив,
И тихо-мирно зажил бобылём.
Шушукалися все спервоначалу:
«Блажит, мол, барин!» Опосля привыкли.
А лет спустя так несколько и вовсе
Нашли резон держать за своего.
К тому же был он прост, без фанаберий,
Здоровался приветливо со всеми,
Детишек местных грамоте учил,
Ходил босой, в холстине домотканой,
Жил с огорода, с удочкой сидел,
Бывало, что в лесу гулял с ружьишком,
Но, впрочем, никогда не приносил
Ни зверя, ни какой иной дичины.
«Я, – говорил он, – вегетарианец!».
Да нам-то что? Пущай хоть розенкрейцер,
Лишь был бы ты хороший человек.
Урядник с ним здоровкался за ручку.
Да что урядник? Земский представитель,
Когда бывал в селе у нас по делу,
То беспременно заходил к нему!
И шли они в трактир, где между прочих
Досужих разговоров о погоде,
Об обмолоте, яровых и зяби,
Да видов на осенний урожай
Звучало: «Нынче много щелкопёров…
А думать о судьбе литературы
Невместно им. Ах, где титаны духа?
Не тот писатель нынче. Зубоскальство
Да опрощенье нравов – их стезя…»
Тут наш герой, вздохнув, неторопливо
Под рюмочку мадеры говорил:
«Роман мой, к счастью, будет не таков.
Пожалуй, невелик он по объёму,
Но замысел велик и грандиозен,
А исполненье будет безупречно.
