Повариха, увидев Василия, улыбнулась, пригласила за стол и наложила полную миску мяса.
– Съешь, Василий, дорога у тебя длинная и тяжкая.
– Что вы, тетя, я не собираюсь уезжать, мне и здесь не плохо.
– Здесь всем живется хорошо, но сегодня вы уезжаете вместе с царской семьей. Так, что, Вася, прощай и не поминай нас лихом. А то, что сболтнула, молчи. Вместе в тюрьме сидели, вместе здесь из одного котла щи хлебаем, мы свои и я тебе верю.
– А что будет с вами?
– Может, возьмут с собой, а может, выбросят на улицу.
– Если оставят здесь, идите к Вале, портрет которой я рисовал, и живите у нее.
Он вынул пачку денег и отдал ей.
– Деньги тратьте, не прячьте, они скоро будут меняться, а то пропадут. Большевики готовятся свои деньги выпускать.
Спрятав деньги и убрав пустую тарелку, повариха поставила чайник. В столовую вошли красноармейцы.
– Вот и мои соколики пришли на чай. Садитесь, я мигом вас напою чаем. Она поставила перед каждым стакан, налила самогону, дала кусочек хлеба с салом, по стакану сладкого чая.
Солдаты остались допивать чай, Василий решил зайти к Ковалевскому.
– Его нет, идите к Украинскому, они там вдвоем, – сказал дневальный.
Украинский не разрешал никому заходить в кабинет, приходили туда только солдаты, когда он их вызывал. Василий постучался, дверь открыл Ковалевский.
– Мы собирались тебя пригласить, а ты явился сам. Что нового? И что принесло тебя сюда, ведь ты здесь никогда не бывал.
– Вот солдаты передали. Чуть подбросив вверх и схватив на лету снова, положил мешочек с табаком на стол.
– Если не секрет, где взяли? Приказ знаешь, территорию не покидать.
– Разрешение просили у дежурного, он имеет право дать разрешение на увольнение. Отпросились в магазин туда и обратно.
– И где же взяли?
– В магазине еврея табака нет, выпросили у лесорубов, которые возвращались с работы домой.
– Спасибо, Вася, за беспокойство, но тебе ходить было не обязательно, ты не куришь, а коль позаботился о нас, спасибо.
– Они закурили. Украинский положил на стол хлеб и сало. Ковалевский снял с буржуйки вскипевший чай и поставил на стол.
– Садись, будем пить чай.
– Спасибо, я уже почаевал.
– А водочкой они вас баловали?
– Было все. Последние дни наша повариха перестала плакать, а то, как придут красноармейцы, так и плачет.
– Знаем, плохую весточку ей почтальон принес, погибли ее сыновья. Вот она и плачет.
Ковалевский предложил Василию сесть, положив ему на плечо руку, он сказал:
– Собери свои вещи и забери у царевны все рисунки, мы с тобой уезжаем.
– Сейчас или, может, завтра?
– Иди сейчас. Царевна прощается с царевичем, а царь с царицей собирают и упаковывают свои вещи. Твои рисунки им не нужны, принеси их сюда.
Василий вернулся к царевичу. Он лежал, тяжело дыша, в постели. Рядом сидел врач.
– Ваше высочество, могу я взять свои рисунки?
– Там в углу Мария-царевна все тебе сложила. Если я умру, Василий, нарисуй меня в гробу и передай тем, кто из моих родных останется в живых.
– Тише говорите, царевич, вам нельзя так громко кричать. Подойди Василий, сядь около царевича, а я позову царевну, – сказал врач.
Врач вышел.
– Слушай, сотник, там, среди картин есть коробка, в которой лежит кожаная тужурка, в ней зашиты все наши ценные бумаги. Забирай побыстрее и спрячь. Эти бумаги не тебе, так твоим детям принесут большое богатство. Ты или твои дети будут самые уважаемые люди в России. Если попадут к большевикам, не миновать тебе смерти.
