Так что, если сводных небратьев она просто терпела, то к отчиму у нее развилась своего рода привязанность.
Он был одинаково равнодушен ко всем, что ей в нем и нравилось.
Прежде Золушку вполне устраивала ее жизнь. У нее была крыша над головой, она не голодала, на нее редко поднимали руку. Особой прислуги в доме не водилось, но Золушка уже давно научилась управляться с любым… хозяйством.
Вот только, в тот момент, когда она увидела себя в зеркале, в платье матери, душа ее воспротивилась. Мысли Золушки тронула опасная мысль, которую она изо всех сил гнала прочь долгие годы: ей было мало нищенского существования. По рождению она ничем не уступала сводным небратьям, и вины ее не было в том, что именно ей выпал несчастливый жребий.
Неизвестно сколько времени прошло.
Рыдания девушки все не стихали, горе от внезапного осознания очевидных вещей требовала выхода. Возможно, она проплакала бы долгие часы, изливая горечь в пустой тишине, но внезапно услышала, как кто-то негромко зовет ее с улицы.
– Что с тобой, дитя?
Но Золушка так горько плакала, что даже не могла ответить.
– Найдется ли у красивой грустной девушки краюшка хлеба для бедного старика? – сгорбленная фигура протянула к окну сухую сморщенную руку.
Вытерев слезы, Золушка набросила накидку и немедля направилась вниз, чтобы собрать корзинку. В конце концов, она была доброй девушкой, и нередко ставила чужое счастье вперед своего.
Старик терпеливо ждал у дверей, словно и не сомневался, что Золушка выйдет.
– Пустишь ли ты меня к очагу погреться? – спросил он, едва заприметив девушку с корзинкой в руках.
Золушка призадумалась.
Отчим не терпел чужаков в доме, а уж старик-нищий в их просторной чистой кухне – и подавно не привел бы его в восторг.
Желание сделать что-либо наперекор, толкало Золушку на неосмотрительные поступки. Как правило, неявное, сегодня оно охватило девушку в полной мере.
– Отчего же не пустить, – произнесла она, гостеприимно распахивая дверь, – отчим и небратья не скоро вернуться.
Нищий благодарно кивнул.
Но стоило им переступить порог, как старик внезапно исчез.
Золушка в растерянности оглянулась и вскрикнула от неожиданности.
Рядом с ней стоял высокий и стройный темноволосый мужчина неопределенного возраста, в опрятном черном камзоле без единого украшения, черных же штанах и чулках.
– В благодарность за твою доброту, я исполню любое твое желание, – произнес он приятным голосом, ничуть не похожим на говор старика.
Фей, а это точно был кто-то из их роду-племени, по-хозяйски расположился на лавке у очага. Угли едва тлели, но неведомое свечение обрисовывало стройную крылатую его фигуру тонким светящимся ободком.
– Любое? – нахмурила брови Золушка.
– Абсолютно, – в руках у мужчины возникла палочка. – Карету из тыквы, кучера из мыши, бальное платье, неудобные, но красивые туфли – все что пожелаешь, – насмешливо подтвердил он.
– Хочу стать такой, как прежде! – выпалила Золушка. – Такой, как была когда-то, – уже тише добавила она, – до смерти матушки, до ее свадьбы. Красивой, наивной и, – девушка запнулась, – невинной девой.
Фея заинтересованно взглянула на Золушку.
– Как пожелаешь.
Девушка смутилась. Поговаривали, феи слышат не только то, что говорят люди, но и то, о чем они думают.
– Что от меня потребуется?
Золушка не первый день жила на свете, чтобы понимать: сыр в мышеловке просто так не лежит. Все же непривычно было просить об услуге, а не оказывать ее.
