Когда шофер завернул на служебную парковку, я уже знала, почему Олега пришлось госпитализировать. Его ублюдочный координатор продержал мальчика на высоте почти двадцать минут. Наплевав, на показатели датчиков и визуальную картинку, он продолжал мучить ребенка, пока у него не случился нервный срыв. Олег проснулся сам, пробив все сонные блоки. Далее в отчете стояла запись, что Олегу был введен транквилизатор, чтобы приглушить приступ паники. И все это из-за того, что кому-то захотелось ускорить процесс реабилитации!
Новому боссу удалось взять ситуацию под контроль, это он приказал отвести мальчика в клинику. Наверняка провернул все быстро, четко и сумел избежать скандала, когда по коридорам корпорации рассекали телевизионщики в поисках крутого репортажа. Демидов прав, они сделают его несмотря ни на что. Значит, придется взять себя в руки!
Из салона я выбралась с широкой улыбкой на губах. До уровня голливудской звезды я не дотягивала. Я не умела мило улыбаться — слишком подвижная у меня мимика. Между выражением "какая милашка" и "ой, гляди, какая ржачная рожа" всего ничего. Но разве я сейчас должна кому-то нравиться? Главное — произвести впечатление уверенной в себе и безумно счастливой невесты.
— Привет ножкам.
Чуть насмешливое замечание заставило меня замереть, и в ту же секунду на моей талии по-хозяйски расположилась мужская ладонь. От неожиданности я потеряла равновесие. Каблуки — такая подстава. Особенно, если давно не было практики. Если бы не Демидов, точно бы навернулась. Или правильнее было бы, сказать, я бы не оступилась, если бы не он?
— То есть теперь вы здороваетесь только с моими ногами?
Рука с талии ненавязчиво спустилась на поясницу, забралась под пиджак и замерла:
— С огромный удовольствием поприветствую каждый сантиметр твоего тела. Чуть позже.
Кровь мгновенно бросилась в лицо. Знала, что это стиль общения Демидова, а все равно ничего не могла с собой поделать. Александр меня смущал, причем делал это с таким искренним удовольствием, что даже злиться было сложно.
Поржать и простить. Нет, смеяться я буду чуть позже, когда останусь одна и умоюсь холодной водой. А пока же...
— Не нужно. И давайте представим, что я могу стоять самостоятельно.
— Или мы представим, что мне нравиться держать тебя в своих объятиях. Пожалуй, я за второй вариант. — Демидов резко развернул меня к себе лицом, а потом сдернул солнечные очки с моей переносицы.
Вот он мой шанс! Сейчас. Потом будет не до этого.
— Спасибо за Олега. Я видела отчеты.
Брови Демидова удивленно поползли вверх.
— А вы все не безнадежны.
— Мы все? — тихо выдохнула я.
— И вы, и Олег, и его родители. Я пообещал им, что мальчик будет в порядке.
— И вам поверили на слово? Вот так просто?
— Нет, конечно. Отец Олега мой старый знакомый. Мальчик поправится. Я видел, какую работу вы проделали. Просто кое-что нужно изменить. И изменим.
— Спасибо... — прошептала я, чувствуя, как внутри словно разжалась невидимая пружина.
Демидов верил, что все будет хорошо, он стоял рядом, собранный, надежный. Именно такой человек и нужен корпорации. Надо же, а ведь глаза у него не чисто серые, а с темно-синими вкраплениями, а ресницы такие длинные, любая женщина бы многое отдала за такие ресницы.
— У тебя веснушки. Как у рыжей. — Чуть шершавый палец коснулся моей переносицы.
— Антонина не стала их замазывать тональным, сказала, что чем естественнее макияж — тем лучше.
