– Ты – старой? – рассмеялся Леня. – Ты выглядишь просто обалденно!
– Если бы ты знал, чего мне это стоит! – на этот раз усмешка Беаты была грустной.
– Ты помнишь Шуваловский парк? – едва слышно прошептал Леня. Глаза его затуманились.
Ему тогда только что исполнилось двадцать лет. Он закончил цирковое училище и должен был по распределению ехать в Заволжское областное управление культуры. Его ожидала блестящая будущность: триумфальные выступления на сценах колхозных клубов и в домах культуры райцентров. Вытаскивать кроликов из шляпы на глазах недоверчивых крестьян… Леня буквально слышал голос веселого зрителя из пятого ряда:
– А поллитру так тоже вытащить можешь?
И тут, в один прекрасный весенний день, он встретил на улице ее, Беату. Она шла по середине тротуара и ела мороженое, вафельный стаканчик за тринадцать копеек. Леня встал перед ней и таким же, как сегодня, срывающимся от волнения голосом попросил:
– Дай откусить!
Беата остановилась и посмотрела на него смеющимися бирюзовыми глазами:
– А больше ты ничего не хочешь?
– Хочу, – честно признался Леня.
Они до глубокой ночи гуляли по городу, добрели пешком до запущенного Шуваловского парка, в сумерках целовались на каменной скамье под сумасшедшие трели соловьев…
Конечно, ни в какой Заволжск Леня не уехал. Он дни и ночи проводил со своей новой подругой. Это была, наверное, самая прекрасная весна в его жизни. Он всерьез задумался о женитьбе. Ему нравилось в ней все – от бирюзовых глаз и золотых волос до редкого имени. Беата говорила ему, что обязана этим именем своей бабушке – полячке. С бабушкой Леня не успел познакомиться, она умерла несколькими годами раньше, а вот отчим девушки как-то застал его у себя дома и долго, внимательно расспрашивал – о том, какое у Лени образование, кто его родители, какие планы на будущее…
Видимо, будущему виртуозу легкой наживы не удалось произвести на отчима благоприятное впечатление. Леню не признали достойным претендентом на руку девушки. Беату силой, чуть ли не под конвоем увезли к другой ее бабушке, в Саратов. У этой бабушки не было польских корней, зато у нее были суровый нрав и твердая рука. Она сумела внушить легкомысленной внучке правильные, по бабушкиному представлению, взгляды на жизнь. Больше Леня никогда не встречался со своей золотоволосой возлюбленной.
Никогда, вплоть до этого дня.
– Беата! – повторил Леня. Сам звук этого имени, казалось, делает его на шестнадцать лет моложе.
– Не будем ворошить прошлое! – проговорила женщина, решительно тряхнув волосами. – И у тебя, и у меня своя, новая жизнь, и с этим ничего не поделаешь. Мы встретились по делу… Давай и займемся этим делом.
Леня с трудом отбросил охватившие его воспоминания. Он не мог не признать правоту Беаты. Ведь он сам всегда повторял, что ни в коем случае нельзя смешивать работу и чувства…
Усевшись рядом с ней на мягкое сиденье «Мерседеса», Леня несколько секунд помолчал, приводя свои мысли и чувства в порядок, и наконец решительно проговорил:
– Ну что ж, рассказывай, что за беда привела тебя ко мне.
– Ты не знал моего отца… – начала Беата.
– Отчего же, – прервал ее Леня, помрачнев. – Тогда, шестнадцать лет назад, он очень доступно объяснил мне, что мы с тобой – не пара, что тебе нужен совсем другой человек, старше, разумнее, а самое главное – обеспеченнее… Как он выразился, твердо стоящий на ногах…
– Это был не мой отец, – поморщилась Беата. – Это был Григорий Михайлович, второй мамин муж. Я не виню его, он безусловно хотел мне добра…
