Что же будет с нашей Алькой в тридцать, если уже сейчас она как ни в чем не бывало уединяется с чужими женихами в гардеробной на предмет сексуальных утех?
Конечно, ничего этого я ей говорить не стала. Она бы просто не поняла, если б лучшая подруга затеяла с ней игру в строгого воспитателя и непонятливого малыша.
– Хочешь сказать, что она отреагировала спокойно?
– Ну так… – неопределенно протянула Алька, из чего я сделала вывод, что брошенная невеста закатила ей грандиозный скандал, – вообще-то… Вообще-то она попыталась вцепиться мне в волосы. И рыдала… Короче, это был кошмар.
– Все-таки у нее был день рождения…
– Чего-то я не понимаю, ты что, ее защищаешь? – округлила глаза Альбина. – А ты не забыла, что это я твоя подруга, а не она?
– И что же ты, подруга, теперь собираешься делать?
– Как что? – Она пожала плечами, как будто бы на этот счет не могло быть двух мнений. Во-первых, Григорий сейчас занимается покупкой песен для моего сольного альбома. Придется много работать. А я пока буду брать уроки танцев и ходить на курсы английского. А во-вторых, я в лепешку разобьюсь, но женю его на себе.
– С ума сошла, что ли? – Я поперхнулась блином. – Еще пару недель назад ты пела о том, что вообще не собираешься под венец, по крайней мере до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать!
– Так пару недель назад я еще и с Гришей знакома не была, – расхохоталась эта бестия.
Что мне оставалось делать в этой ситуации, кроме как заказать еще одну порцию блинов, на этот раз с двойной сгущенкой, и мрачно сжевать ее под Алькин щебет о том, как счастлива она будет с нагло уведенным у подруги женихом?!
Студенческий ночной клуб «Вермель» был менее всего приспособлен для бесед делового характера. Накачанная дешевым разливным пивом молодежь локтями расталкивала друг друга, чтобы пробиться поближе к будке диджея, который упорно ставил хит «Белые розы» уже третий раз подряд.
Мужчина удивился, когда его спутница назначила ему свидание именно здесь. Обычно она предпочитала заведения куда более пафосные. А запах пива она и вовсе не выносила, брезгливо называя его плебейским пойлом. Когда он поинтересовался, чем обусловлен ее столь странный выбор, она лишь поджала губы. У нее было плохое настроение, и он знал почему.
– Мне хочется окунуться в это дерьмо с головой, – перекрикивая гремящую музыку, сказала она, – чем хуже будет антураж, тем комфортнее я буду себя чувствовать.
– Прости меня, – только и смог выдавить он.
– И это все, что ты можешь сказать? Я столько дней потратила, чтобы выбить для тебя эту сделку, а ты берешь и все портишь из-за какой-то рыжей дуры!
– Она тоже могла бы стать звездой, – неуверенно сказал он, – она ничем не хуже, чем та, которую сосватала мне ты. Тоже участвовала в этой дурацкой передачке, тоже рвется вперед.
– Если не брать в расчет тот факт, что она голодранка. У нее нет влиятельного отца, который смог бы нам помочь.
– Зато у нее есть голос! Ты слышала, как она поет?
– И слышать не хочу, – скривилась женщина, – голос в России никому не нужен. Все поют под «фанеру». А в студии можно из какого угодно голоса «вытянуть» приличное звучание.
– Но в ее случае и вытягивать ничего не надо. Она настоящий самородок. Я считаю, что нам с нею просто повезло. А та… Ты прости, ну не смог бы я с ней.
– Это почему же, интересно мне знать? – прищурилась она. – Красивая ведь девчонка, холеная! Да любой нормальный мужик был бы с ней рад! А ты не смог.
