Съели за разговором картофель запеченный, овощи разные – свежие, соленые. Хлеба буханку. Мясо – черное, понятное дело – но приготовленное так, что и не подумаешь на нелюдя. Допивали настойку, когда девушка замолчала.
– Жаль Белого, – проговорил Ратник, заглядывая в кружку. – Хороший был мужик. За свой народ горой стоял. А что, Говорящий совсем плохой?
– Совсем, – процедила она сквозь зубы.
Сыскарь подумал, опрокинул остатки пойла себе в глотку.
– Пошлет он за вами, как пить дать. За Кирюху-то я спокоен, парень, как погляжу, не из хлипких. А вот тебе нельзя одной выходить.
– Крил. Мое имя Крил.
– Кирилл твое имя, чудо ты в перьях!
Хозяин дома рассмеялся.
– У вас там, в Севске, была такая ерунда с именами – сокращения из старых лепить стали. Лекс, Рина, Арей… Слышал я. Но это и то лучше, чем у них, – кивнул на Конопатую. – Вот какая она Конопатая? Разве ж это имя? Дают друг другу кликухи, как… не буду говорить, кто. Дашка она и все тут! Вот меня в их гнезде знают как Ратника. А ведь это что? Это, дорогие вы мои, фамилия! И для любого горожанина я Аркадий, да еще и Федорович, потому как отца моего Федором звали.
Сыскарь перевел дух.
– Остатки человеческого забываем… Ладно, это все мелочи жизни, сейчас не то главное. Вы, конечно, оставайтесь, комнату я вам дам. Одну, уж не обессудьте! Но, если хочешь, – снова поглядел на Кирюху, – можешь здесь спать, на лавке.
Крил покосился на девушку, которую обещал не бросать, не оставлять одну, которую теперь сказано было называть Дашкой.
– Мы вдвоем, – отрезала она.
– И ладненько, – согласился Аркадий Федорович. – Я в такие дела лезть не собираюсь, вы уж сами решайте.
Примирительно поднял обе руки, будто кто-то с ним спорил.
– И вот еще что хочу сказать – Дашуль, ты… Кхм… Может, думала, что я ребят с базара прихвачу, да с тобой в гнездо вернусь. Порядок там наведу. Но этого не будет. Не получится. Извини, родная.
Она опустила глаза и совершенно невозможно было понять, правда ли так думала, несколько дней шла с этой надеждой, или нет.
– У нас тут свои непонятки творятся, – сказал Аркадий, но не решился продолжать, считая, что рано посвящать в это гостей.
Он выделил им комнату в этом же доме, под крышей – считай, третьим этажом. Там стояла кровать, широкая для одного, с грехом пополам подходящая и для двоих. В стене квадратное окно, за которым вечерняя улица, множество других домов – разных, простых и вычурных. И множество других окон. Конопатая сроду не видела столько огней! Это был город. Настоящий город. Пусть не тот, что строили много-много лет назад, но яркий, живой. Совсем не похожий на деревушку в лесу.
Ночью она услышала голоса. Дядя разговаривал с кем-то, кто пришел к нему в поздний час. Слов не разобрать, но говорили они с тревожными нотками в каждой фразе. Даша укуталась одеялом с головой, чтобы не слышать. Обняла Кирилла, прижалась. «Привыкла я к тебе. Только не вздумай больше заглядываться на эту… Как ее? Неважно… А! Ленку».
– Посиди дома, – сказал ей Аркадий за завтраком. – Если уж надумаешь гулять, возьми с собой Сергея, он внизу дежурит, у входа в сыскное. Я его предупредил. А Кирюху забираю!
Посмотрел на Крила.
– Ты ведь не против? Чего зря дома-то сидеть… Буду тебя к делу приспосабливать.
Большелодочник был не против, наоборот – с работой чувствовал бы себя спокойнее, все-таки не зря чужой хлеб будет есть.
– Откуда же у вас хлеб? – спросил он своего нового начальника, когда они вышли на улицу. Было прохладно, но снег, выпавший вчера, начинал подтаивать. Везде хлюпало, в ямках образовывались лужи.
