Ближе к месту он услышал голоса, повернул в нужную сторону. Охотники, наверное. Стоят на подступах к селению, несут охранную службу. Работы у них теперь немного, другая стая появится очень нескоро.
Загодя крикнув «я свой!» большелодочник вышел к караулу. Двое, только что рассуждавшие про свои охотничьи дела, замолчали. Один поднял пику.
– Да свой я, свой! Опусти. В ночь же с вами ходил!
Но не только поднятая пика не опустилась, а и второй караульный выставил заряженный арбалет.
– Он?
– Он. Тот, что без имени. Ну-ка, покажи нам свой клинок. Медленно!
Ничего не понимающий Крил достал испачканный в крови нож – позабыл он о том, что оружие в чистоте и готовности должно быть, расслабился, став частью большого народа.
– Точно. Такого острого в гнезде больше нет.
Его ударили пикой под коленями, заставляя упасть на землю.
– Зачем Белого убил?
– Машенька, что с дровами?
– Машенька на всю зиму дров натаскала. Что тебе еще нужно?
– Я про сейчас. В камине догорает.
– То есть я должна ради «сейчас» все бросить и шуровать за дровишками? Тебе это нужно?
Пожилой мужчина поправил плед на коленях, поворошил кочергой головешки. Проворчал:
– Я сам не знаю, чего мне надо. Или нет, знаю. В Питер хочу. Постоять на развалинах Исакия перед смертью.
– Ой, пап, давай только без нытья, а? Это обычная простуда, скоро поправишься.
Она спряталась за створкой шкафа, скинула с себя домашнюю одежду. Натянула термобелье, комбинезон.
– В общем, если станет холодно – включи обогреватель. Генераторы не подведут.
– Ползают еще?
– Ползают.
– А ты куда?
– Мне надо в поселок.
– Опять?
Он задал бы еще сотню вопросов, лишь бы она не уходила, но Маша уже закрыла за собой тяжелую дверь тамбура.
Зима не скоро и, если бы они жили хоть немного южнее, на какую-нибудь тысячу километров, то не было бы смысла натягивать на себя столько одежды. А здесь, на стыке Кольского и Скандинавии… Она поежилась, застегнула воротник повыше.
До поселка идти чуть меньше часа. Даже пистолет Маша брать поленилась, бояться теперь некого – людей и зверей нет, мутанты так далеко не забираются. Можно было бы и вовсе переехать в поселок: там и остатки деревянных строений, идущие на дрова, и компьютерный центр. А у маяка, где они жили с отцом, только теплицы да хлев. Но вдвоем перенести все добро в поселок трудно. Да какое там «вдвоем»… Отец постоянно хандрил и даже когда здоровье позволяло – чего ждать от семидесятилетнего?
Была и другая причина, по которой Маша не хотела, чтобы они с отцом жили в заброшенном селении. Не стоило старику показывать лабораторию и то, чем она там занимается.
К полудню появились на пригорке остатки жилых строений, многие из которых Маша самолично разбирала на топливо. Чуть дальше виднелась посеревшая сфера дальней связи – там, в подвале, и была обустроена лаборатория.
Добравшись до места, села на крыльцо передохнуть. Внизу, у каменистого берега, накатывались пенными бурунами морские волны. Ветер дул с севера, в левое ухо, заставляя ее прикрываться рукой. Слишком много времени она проводила в доме, теплицах. В лаборатории. Поэтому каждый выход на улицу Маша старалась продлить хоть на пять минут.
Вздохнула, поднялась. Приложила руку к замку, с готовностью открывшему для нее дверь. Тратить энергию на вентиляцию казалось нецелесообразным, поэтому внутри ее каждый раз встречал затхлый воздух и Маша оставляла двери открытыми, если только на улице не бушевала метель.
