Вот хвост, вот руки, вот впалая грудная клетка. На спине плавник, белый, как все остальное тело. Зубы острые, как у пилы, а на лбу – стебелек с лампочкой, как у глубоководного удильщика. Морда плоская, лишь пара черных ноздрей и круглых мертвенных рыбьих глаз. Стоит приблизиться, тварь выныривает, и я дорисовываю новую деталь. У меня осталось немного хлеба. Я крошу его в колодец, прикармливаю существо, как плотву. Так и вижу, как оно бесится там, в своем мире.
Вижу эти глаза, смотрят на меня над краем колодца. Лампочка покачивается, как маятник, завораживает, зовет.
Я бегу наверх и хватаю револьвер – оставшиеся карандаши из портфеля рассыпались и раскатились по углам. Бегу вниз и стреляю туда, в другой мир. Раз, два, три, четыре. Буль, буль, буль, буль. Прямо как ключ от маяка, когда я бросил его в море.
А потом вдруг что-то живое, маленькое, трепыхающееся вылетает из воды и приземляется к моим ногам. Отчаянно бьется на полу рыба, подпрыгивает, глотает смертельный для нее воздух. Я хватаю кирпич и прекращаю ее страдания.
Видимо, я случайно научил существо из глубин искусству подкормки.
* * *
Я всегда покупал дочери леденцов по дороге с работы. Разумеется, она не поняла, почему вдруг однажды подарки прекратились. Не подает виду, знает, что все происходит так, как должно быть. А я наблюдал за тем, как надежда с каждым днем все меньше и меньше сверкает в ее глазах, стоит мне появиться на пороге. Жена очень быстро забрала эту традицию себе, дочь снова стала получать леденцы – но это уже было не то. На вопросы «почему?» я не отвечал, а просто каждый раз откладывал эти несчастные монетки в банку от кофе. Так прошло два года – и наконец я накопил свои деньги. И однажды по дороге домой зашел в подворотню, и обменял эту банку на револьвер.
* * *
Существо больше не прыгало. Смотрело на меня с той стороны, а я смотрел на него. Это длилось часами, игра в «гляделки». Я всматривался в свое отражение и видел эти мертвые глаза, эти страшные зубы. Близко тварь не подплывала, и казалось, что это мои глаза, мои зубы. Пистолет у меня всегда наготове. Еще одну пулю я могу пустить в мой бледный лоб, на котором болтается не моя лампочка.
Заканчивалась эта игра всегда одинаково: чудовищные черты исчезали из моего отражения, а через минуту мне в лицо выбрасывалась скользкая испуганная рыба. Я хватал ее, забивал об стены и съедал. Они говорят, что сырая рыба – это гадость. Я скажу – это лучшая в мире пища.
Прекрасная жизнь, еще бы питьевая вода не кончалась. И, собираясь в спешке, я оставил сигареты на тумбочке.
* * *
Проблему с питьем удалось решить – хоть как-то сцеживаю морскую воду через лоскут рубашки. Большая часть соли остается, но умереть от обезвоживания мне уже не грозит. Разве что все равно сокращу свою ничтожную жизнь. Да и черт с ней.
Бумага стремительно кончается, я перешел на стены. От карандашей остались огрызки – я царапаю слова камнем. Начал замечать – все больше слов я забываю. Пишу, но не понимаю значения. Мышечная память выводит буквы, а я не могу их прочесть. Такого я не учел. И все еще хочется курить.
* * *
Фото этого маяка я увидел в газете. Деревня Драунин-Виллидж, где-то на рогах у черта. Самая потопляемая деревня в мире, море регулярно выходит из берегов, провоцируя массовое переселение жителей. Но самое парадоксальное – они регулярно возвращаются. Никто их них не уходит насовсем, и едва море вернется обратно, они тоже снова заселяют свои дома. Это поистине самое безумное место на чертовой планете! И если уж уходить прочь от болота, которое выходит из берегов и утягивает все больше людей в свою серую, тягучую жижу порядка, то только туда – в место, где изначально во главе всего стоит абсурд.
