– Не вижу в этом смысла. Вилма Карклиня прекрасно со всем справляется.
– Вилма – грамотный закройщик, но, как бы это сказать… – Подыскивая нужное слово, Надежда умолкла.
– Ну, что? Говори.
– В ней нет искры божьей.
– А в Тищенко?
– А в Тищенко есть.
– Бери его, если хочешь, – сказала Ираида Самсоновна и горько обронила: – Коротка у тебя память…[7]
Надежда отстранилась от матери и вся подобралась, предчувствуя обвинение.
– Тищенко отсидел положенное и освободился условно-досрочно.
– Ты, видимо, забыла, сколько неприятностей принес нам этот ферт[8]?
– Дать человеку шанс – это правильно, – устало проговорила Надежда.
– Ну, хорошо! – Ираида Самсоновна подняла руки, словно сдаваясь. – Бери его на работу. Только у меня есть условие: три месяца – испытательный срок.
– Согласна.
– Что будешь делать с Вилмой?
– Ничего.
– Уволишь?
– Зачем же… Заказов много, пусть работает.
– В одной закройной с Тищенко?
– Да, хоть бы и с ним. Но если захочет, пускай перебирается к Соколову. В конце концов, она – закройщик-универсал, может кроить и для женщин. К слову сказать, Соколову нужна помощница.
– Ты говорила с Вилмой? – спросила Ираида Самсоновна.
Надежда опустила глаза:
– Нет.
– Но ее это касается в первую очередь.
– Поговори с Вилмой сама. У тебя это лучше получится.
– Я так и думала! Чуть что, сразу к матери.
– К кому же еще? – Надежда вновь обняла мать и прижалась щекой к щеке.
– Например, к твоему Астраханскому… – обидчиво проронила Ираида Самсоновна.
– Это – совсем другое.
– А я давно говорю: Лев не тот человек, который тебе нужен.
– А я всегда тебе отвечаю, что разберусь с этим сама, – мягко проговорила Надежда.
– За то время, что вы вместе… – начала Ираида Самсоновна, однако Надежда протестующе вскрикнула:
– Мама!
– Я хотела сказать, что в ваших отношениях нет никакой определенности. Нет никаких гарантий.
– Мы не в магазине. В любви гарантий не бывает.
– Вы даже не расписаны…
– При чем здесь это?
– При том! – разгневанно воскликнула Ираида Самсоновна. – Вы то живете вместе, то не живете!
– У Льва такая работа.
– Не он один служит в органах. Ты сказала: в любви нет гарантий… А есть ли она, эта любовь? Ты не задумывалась?
– Не собираюсь обсуждать с тобой наши отношения, – твердо проговорила Надежда.
Сдержав раздражение, Ираида Самсоновна взглянула на часы:
– Через несколько минут придет Калмыкова. Она попросила, чтобы ты присутствовала на примерке ее пальто.
– Что-то не так? – встревожилась Надежда.
– Ей не нравится ластовица[9].
– Пальто с цельнокроеным рукавом. Как же без ластовицы?
– Вот и объясни ей это, – сказала Ираида Самсоновна и направилась к двери. – Идем вниз, она скоро будет.
Они спустились по лестнице на первый этаж. Надежда задержалась у стойки администратора, а Ираида Самсоновна прошла в вестибюль, и оттуда послышался ее возмущенный голос:
– Виктория! Откуда здесь грязь?
Администратор вышла из-за стойки и поспешила к Ираиде Самсоновне. Оглядев испачканный пол, она поторопилась заверить:
– Только что протирали. Сейчас приглашу уборщицу.
– Если бы протирали, пол был бы чистым.
– Дело в том, что рядом с ателье ведутся земляные работы, – объяснила Виктория.
– Да что вы! То-то и смотрю, что все огорожено! – Ираида Самсоновна невольно схватилась за щеку. – Неужели опять строительство? Сколько же можно! Когда, наконец, в Москве наведут порядок?!
– Успокойся, мама. Это риторический вопрос, и на него нет ответа. – К ним подошла Надежда. – В любой ситуации ищи светлую сторону. А если такой нет, натирай темную, пока не заблестит.
