Только за полночь тихо со стороны красных ворот послышался топот копыт и приглушённые голоса. В тишине ночи было отчётливо слышно, как ключник раздаёт указы.
Волк уже прибрал загон, ещё раз проверил поводки и кнуты для охоты. Коли повезёт, Брониимир завтра соберётся на охоту и перестанет мучить свору. Он огляделся: серп луны светил так, что было видно лучше, чем при фонарях, псы тихо спали в клети. Только далекий крик совы да тихая брань разбуженных на красном дворе слуг изредка нарушали тишину.
Да уж… княжий псарь… уходя искать лучшей жизни, он и подумать не мог, что докатится до княжьего двора, и уж тем более, что будет прислуживать постылому Брониимиру.
Едва слышно скрипнула дверь терема, и тихие женские шаги зашуршали по земле. Волк поднял упавшую метлу, поставил её в угол и пошёл к сараю. Уж очень не хотелось портить ночь пустой болтовнёй с княжьими служанками.
– Что, псарь, не спится? – раздался за спиной тихий женский голос.
Влаксан редко слышал его, но не спутал бы ни с кем. Он обернулся: возле загона стояла княгиня, кутаясь в тончайшее светлое покрывало. В простой сорочке и без украшений, она казалась особенно беззащитной, маленькой. Княгиня тихо всхлипывала, словно плача.
– Псарни следует прибирать. Не станет пёс верно служить, если его в грязи держать.
– Ты сегодня отослал моих девок, – дёрнула плечом княгиня.
Она говорила сухо и безжизненно, точно ей плевать о чём и кому говорить, лишь бы не молчать.
– Просил следить за котами, только и всего. Псов к охоте велено голодом изводить.
Княгиня прижала к лицу белый платок, покрытый тёмными пятнами.
– Не жалеешь, что нанялся? – снова всхлипнула Брониимира.
Волк не ожидал такого открытого и справедливого вопроса:
– Нет, государыня. Псарня очень хороша.
– Пса-арня, – протянула княгиня, словно пробуя слово на вкус, – и это мечта? Завидую я тебе.
Княгиня вошла в загон, внимательно оглядев чисто выметенный выгул. Стало даже не по себе. Ещё никто из княжьих людей не совался в загон. Даже ключник всегда кличет со двора.
– Государыня, лучше не входить в загон. Псы голодные…
– Да-да, –отмахнулась Брониимира, – великий государь на охоту собирается. Но ты же не страшишься, чего мне бояться здесь? Самое страшное уже случилось, собаки меня не напугают. Как думаешь, что страшнее боли? – утирая нос, произнесла княгиня.
Платок, руки и рукава её сорочки покрывали тёмные пятна. Так вот почему она странно хлюпает носом – это не плач, а кровь, не останавливаясь, идёт из носа.
Прав был Косой, дурная баба. Что же ей всё не спится да неймётся?
– Я не знаю, что сказать, – признался Волк.
– В том и суть, псарь… в том и суть… – пробормотала Брониимира, – девки всегда знают, что сказать, и скажут… то, чему их выучили, а потом и мужу доложат… как каждый в этом дворе, – зло выплюнула она, – Ты когда-нибудь терял близких, псарь? Знаешь ли ты, что такое боль? А безразличие? Знаешь, каково это – потерять сына?
– Может, на княжьем дворе, сыщется кто больше разумеет в девичьей душе? – огляделся Влаксан.
Громко хлопнула дверь терема:
– Где она? Найти и привести! – на крыльцо, пошатываясь, выскочил разъярённый князь. Без парадных одежд, в сорочке и сапогах, – позвать ключника!
Страж, дремавший у ворот, подскочил и побежал в сторону княжьего сада. Брониимир осмотрелся и вытянул руку, указывая пальцем на княгиню:
– Жена! – проревел он, – что ты забыла среди черни?
