Волк набрал воды, и с сердечным поклоном поставил ведро возле княгини, отступая в сторону. Брониимира зачерпнула воды, смочила в ведре платочек и аккуратно отёрла лицо. Левая щека её была пунцовой, три пятна от перстней быстро наливались синевой, а в уголке рта повисла крупная капля крови. Влаксан стоял всё так же, почтительно склонив голову и прижав руку к груди, наблюдая за княгиней исподтишка. Она поднесла черпак к губам, и, напившись, протянула его Волку:
– Благодарю.
Влаксан взял черпак и замер, но княгиня продолжала с интересом смотреть на него:
– Ты не собираешься пить? Или брезгаешь княжьим подношением? – голос её приобрёл взбалмошно-суровые нотки, и Волк сделал глоток.
– Благодарю, государыня, ты очень добра, – он протянул обратно черпак.
Княгиня смерила его долгим внимательным взглядом. Птах не солгал о её красоте: большие серые глаза, аккуратный нос, чуть крупный рот, круглое лицо с остреньким подбородком. Должно быть, Ярошу нелегко далось решение сосватать её Брониимиру.
Наконец, она дёрнула плечом, бросила черпак в колодец, быстро развернулась на пятках и пошла к воротам посудной лавки. Из-под богато расшитого кокошника и парчового платка спускалась по спине длинная толстая коса, украшенная лентами, жемчугом и драгоценными камнями.
Волк умылся из ведра и глянул в колодец: дорогого черпака, который утопила Брониимира, видно не было. Народ стал расходиться с улицы, только бедняки со всей Граты стали стягиваться в посудный тупик, надеясь снова выпросить монет. Волк вернулся на главную улицу и зашел в небольшую корчму на развилке:
– Хозяин, есть питьё?
– Пиво, брага, мёд, вино, – тут же отозвался из подсобки голос.
Богатая, однако, корчма. Даже вино наливают.
– Давай пива, – махнул Влаксан.
К жене князь охрану не приставил. Видно, не очень-то он дорожит ей. Значит, наблюдать своих людей приставил только к сыну. Тем сложнее будет их отвлечь.
На сегодня он достаточно узнал, а подслушивать и в окна глядеть – это дело Косого да Птаха.
Влаксан сам не заметил, как засиделся за кислым пивом. Люди приходили в корчму, заказывали еду, питьё, обсуждали приезд князя и предстоящий праздник летнего огня. У окна громко обсуждали сплетни мужик и две бабы:
– Говорят, князь Сватовник будет устраивать для всего мира! Хочет дать имя княжичу на празднике! – заходясь от восторга делилась старая баба, – даже колдун из Награя приехал. Будет княжич носить имя горных духов.
– Брешешь! – возмутился мужик.
– Видят духи – не вру! Даже Кудиир уже набирает себе работяг, говорят, пир будет на весь край! Подтверди, Клунь!
– Не брешет мать! Я и сама слыхала! Жарушка из посудной лавки сказала Бакульке. А я рядом стояла, да слыхала всё. Иначе почто бы князь в посудный поехал.
Княжья повозка давно прозвенела бубенцами в сторону дворца, а Влаксан всё ещё жадно вслушивался в слова, но сам не заметил, как голоса утратили ясность, люди превратились в расплывчатые тени, а голова стала тяжёлой. Наспех расплатившись, Волк пошёл к себе на чердак.
«Фьить-фить» – разбудил противно-громкий свист.
Волк насилу открыл глаза:
– Что шумишь? – нахмурился он, и только сейчас понял, что Птах сидит в дальнем углу чердака.
– Сон-то у тебя богатырский. Вроде раньше не замечал за тобой, что ты поспать молодец. Видать, перебрал где? – предположил Птах, – Хотя, и я б перебрал, коль меня бы княгиня с рук поила.
– Отвали, – огрызнулся Волк, хмель ещё гулял в голове, ноющей болью.
