Звенел булат - страница 35

– Мусульмане, облачённые в одежду гяуров, не мусульмане. Горцы в чине царских офицеров – не горцы. Дагестанцы, укрывающие в своих домах гяуров, – гяуры! Невзирая на сословие и положение, их нужно разоблачать. Начинать можно и с таких, как Нухбек Тарковский. Кумыкский князь, полковник царской службы, делает вид, что сочувствует нам, а на самом деле укрывает в доме семейство гяуров во главе с бывшим шуринским генерал-губернатором! Если не верите мне, пойдёмте в его дом, я вытащу их на улицу и докажу свою правоту и неверность того, кто дал неверным убежище.

Беспорядочная толпа чалмоносцев хлынула вверх по Базарной улице, вышла на Церковную площадь и направилась к дому Тарковского. Али-Кылыч был впереди. Но дом Нухбека Тарковского оказался оцепленным вооружённой охраной конников. Али-Кылыч, умерив пыл, замедлил шаг. Подняв руку, он остановил фанатиков недалеко от дома. Сам тяжёлой поступью медведя-шатуна направился к командиру охраняющего дом отряда и спросил:

– Вы мусульмане или гяуры?

– Мусульмане, – ответил сотенный.

– Кого охраняете, мусульман или гяуров?

– Мусульман.

– Нет, гяуров, – возразил раздражённо Али-Кылыч.

– Разве вам не известно, что это дом Нухбека Тарковского?

– Нам известно, что в доме Нухбека прячутся урусы.

– Частный дом – крепость хозяина, – ответил сотенный.

– Крепости непокорных и неверных берутся штурмом!

– Штурм можно отразить! – дерзко воскликнул сотенный.

Во время этого разговора прискакал на лошади Сафаров. Сотенный, козырнув, доложил полковнику о случившемся. Обращаясь к Али-Кылычу, Сафаров, иронически усмехнувшись, сказал:

– Друг мой, ты славишься силой физической, но как борец должен знать, что для успеха в борьбе одной силы недостаточно, нужны техника и разум. Я, человек военный, пропитанный пороховым дымом, не рекомендую тебе слепо следовать приказам тех, кто толкает тебя на дела, не обладая знаниями рядового солдата.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Али-Кылыч.

– Хочу предупредить, что в случае недозволенных действий встретите противодействие. Советую вам увести эту толпу и передать Гоцинскому, что в доме Тарковского действительно гостит русский генерал с семьёй. По законам гостеприимства хозяин обязан защитить гостей как членов собственной семьи, невзирая на их вероисповедание.

– Я служу имаму и выполняю его распоряжение так же, как и вы выполняете приказы тех, кому служите, – ответил Али-Кылыч.

– Ваш имам, посылая вас, не руководствуется шариатом. Его цель – личная месть. Так вот, пойдите и доложите ему, что гостящий у Тарковского генерал ничего общего не имел с тем, который уволил Гоцинского с поста начальника Самурского округа. Ваши предводители заверяли, что пришли сюда с миром, так пусть с миром и уходят туда, откуда пришли.

Али-Кылыч, исподлобья глянув на пикеты конников, сказал:

– Придётся доложить.

Сафаров с насмешливой улыбкой козырнул. Медленно пошёл вверх по тротуару Али-Кылыч. Толпа чалмоносцев последовала за ним.

Чистым пухом покрыла зима липкую грязь шуринских мостовых, потемневшие крыши и чёрные ветви деревьев, словно сквозь крупное сито просеивало небо белую крупу. На окраинах города было пустынно. Лихо гарцевавшие по улицам аскеры войск имама вернулись в казармы и, зябко кутаясь в бурки, вспоминали родные очаги, пропитанные запахом чеснока и вяленой баранины.

В доме Магомед-Мирзы Хизроева, что находился в конце Шуринского бульвара, было уютно, тепло. Собирались гости. Прислуга хлопотала на кухне. Молодая жена играла на рояле. Кунаки расположились на широкой тахте, в мягких креслах. Грустные звуки старинной горской мелодии сменялись зажигательным ритмом лезгинки. Здесь были Уллубий Буйнакский, Казбеков, Саидов, Захарочкин, Батырмурзаев.