Зверь Божий - страница 21



– Ты бьёшь землю, – сказал Парамон.

Неждан начал злобиться сильнее, губы его задёргались. Не вставая, он вдруг перевернулся на спину и лёжа ударил Парамону по ногам. Брат Парамон подпрыгнул, дубина просвистела под ним, а он вдруг приземлился на неё двумя ногами, так что сжимавшая её ладонь Неждана впечаталась в траву.

– Ты бьёшь воздух.

У Неждана ещё сильнее задёргались губы, заклокотало в горле, и перед глазами пошли синие круги.

Прижатая дубиной ладонь сжалась крепче, и он как был – лёжа, вдруг стал поднимать, отрывать от земли руку, так что слегка приподнял прочно стоящую на дубине ногу Парамона.

– Сядь! – вдруг резко крикнул тот.

На Неждана окрик подействовал, словно его вынули из-под воды, и он вновь отчётливо увидел небо и услышал, как шелестит ветер. В горле почти перестало клокотать.

– Вынь рыбу из верши и иди держать камень, – велел Парамон.

На этот раз держать камень пришлось долго. Руки онемели и дрожали, ломило спину. Мошкара, что проснулась по тёплому времени, кружилась у лица. Однако Неждан стоял, упрямо сжав губы и не шевелясь, как в тот день, когда, обретя способность распрямиться, подняться на ноги, стоял у ворот, ожидая отца. Смотрел в небо и не понимал уже, что за синь перед глазами – небесная или ледяная. В конце концов, без его воли, сами собой, руки начали клониться вниз.

– Как щит будешь держать? – услышал он голос из шалаша, где над углями Парамон переворачивал пёкшуюся рыбу. – Кого прикрыть им сможешь?

Неждан втянул через сохнущие губы воздух и поднял камень выше. Парамон помолчал немного и сказал:

– Иди за хворостом.

Неждан бросил камень, а Парамон вдруг загрохотал:

– Не бросать ни орудие, ни оружие! Подними! И опустишь степенно, и благодари камень за науку в терпении!

Неждан вновь поднял камень и, вытянув руки, стоял, полыхая синими глазами прямо в лицо Парамона, не шелохнувшись.

Тот долго смотрел своим холодным взглядом, а потом вымолвил:

– Огонь хвороста ждать не будет. Камень клади и ему кланяйся.

– Камню? – вновь заклокотало у Неждана в горле, и дёрнулась губа.

– Камню, – оборвал брат Парамон. – Умному любой наставник впрок.

Из сырых, вязких досок, которые вытесал Неждан из молодого ясеня, брат Парамон сколотил корявый тяжеленный щит на двух поперечинах. Приделал ручку из искривленной ветки и теперь каждое утро колотил в него дубиной, заставляя Неждана держать в левой руке то перед лицом, то перед грудью, то у ног. Щит ставить к очагу запретил. Его и толстую длинную жердь, которой Неждан, как копьём, до изнеможения долбил сухую осину на краю поляны, велел держать на улице. Чтобы роса и сеющиеся иногда дожди не давали древесине высохнуть и стать легче.

Неждан ловил рыбу, варил кашу, выгребал золу из очага, тёр ей котел на плёсе у ручья и держал камень, после чего ему кланялся. Меч же доставал лишь вечером, протереть овчиной.

Делал всё как запряженная лошадь, которая, не думая идёт, куда направляет возница. Иной раз делал вопреки боли и усталости, делал от того, что с рассечённого лица на него уставлялся взгляд цвета талой воды, по которому казалось, что брат Парамон только и ждёт слабины.

Шёл дождь. Шумнул поначалу громко и после перешёл в тихое шелестение капель по травам и листве. В шалаше было дымно, сыро, куча влажного хвороста, подсыхая у очага, прела запахом мокрой коры. Неждан, привычно берясь за рогульки, расщеплял ветвистые палки. Парамон, не переставая возиться с кожаным ремнём, спросил: