Валари шагнул навстречу, протянул руку и спросил невозмутимо:
– Ты хочешь отдать флягу?
– Нет, – на лице слепца мелькнула ухмылка. – Оставлю себе.
Он снова жадно отхлебнул меда – на серых щеках проступил румянец. Валари на то и ставил – уж мед-то должен приглушить ярость этого бесноватого. Ну, хоть реакцию замедлить…
– Я могу попросить за тебя у хенке, если не будешь больше кидаться на нас.
– Вряд ли получится, – слепой улыбнулся уголком губ.
Упертый, как буйвол. Но Валари не собирался сдаваться. Он задумал докопаться до истины, во что бы то ни стало.
– Так за что ты возненавидел нас, Хэйя?
– Я? Возненавидел? О чем ты?
– Издеваешься? Ты кидаешься на нас, пытаешься убить…
– Да, брось! Ничего я такого не хочу, – Хэйя еще отхлебнул из фляги, поперхнулся, поморщился, плюнул в сторону. – Привычка такая, понимаешь? Меня в семь лет продали гладиатором на подпольные бои. А я ведь слепой. Чтобы выживать, приходилась нападать на все, что движется. Никогда не знаешь, что там в голове у чужака, стоящего перед тобой.
Взгляд Валари наполнился интересном.
– Вот как. Понятно. Только у нас тут не бои. Мы товарищи, понимаешь?
– Теперь понимаю. – Очередной громкий глоток нарушил повисшую тишину. – А вот ты, Кошачья походочка, меня, видимо, не понимаешь. И никогда не поймешь. Ну если конечно эти хенке не выколют тебе глаза за какой-нибудь проступок.
Валари сделал вид, что не заметил колкость собеседника. Спросил на свой страх и риск:
– А ты как потерял зрение?
Иногда прямота подкупает.
– В раннем детстве. Мой отец, ярл Арнберн, считал это проклятием, насланным хати на северный край. Он ненавидел духов. В том числе за то, что один из них, по его мнению, был моим настоящим отцом… Хати-Ибиру. Владыка морей, будь он неладен. У отца не было доказательств, чтобы обвинить мою мать, только ненависть. Внезапную слепоту он счел подтверждением и вышвырнул меня за борт своего корабля, но море меня пощадило. Я попался в руки пиратам, и они продали меня скупщикам рабов, а те ради потехи перепродали хозяевам боевой арены. Вот и вся история. Хочешь еще о чем-нибудь расспросить?
– Нет. Я достаточно услышал.
– Достаточно для чего?
– Для того, чтобы понять тебя.
Так и вышло, что Лили приставили к Табите в качестве то ли фрейлины, то ли подружки. Принцессе больше не приходилось скучать одной среди взрослой свиты ее мачехи.
И Лили стало веселее.
Не только от компании Табиты, но и от внезапной новости, сотрясшей матушкину душу крахом давней надежды. От Мартов пришла весть: Нерина забрали по указке на войну солдатом. Службы дали три года сроку. Мать целый день сердилась и кричала на Лили:
– Случись что со сговоренным женихом, кто тебя еще возьмет? Вот случись что?
Отец хмурился, и рычал на жену:
– Да какая к бесам свадьба, если война подошла к самому порогу? Не о том надо думать. О войне, а не о женихах.
Лили молчала. Ее не пугала далекая война, а отложенная свадьба радовала до безумия. Она успокоилась и стала лучше спать. Мертвая соседка больше не являлась ночами. Будто прознала, что Лили пока ничего от Мартов не грозит, и успокоилась. Три года – это много. Меньше, конечно, чем в детстве, но все же.
Вот за три предыдущих года Лили, например, успела превратиться из маленькой девочки в юную девушку. Изменения произошли разительные, и научиться мириться и жить с ними стоило многого. Все докучало теперь – и высокий рост, и новые формы, и кровавая ежемесячная порука…
