— Пока все девушки — журналисты мира борются за то, чтобы их воспринимали всерьез, ты предлагаешь мне показаться разодетой как шлюха перед хоккеистом?
Который и так однажды назвал меня шлюхой.
— Я знала! Ты же собралась брать интервью у Зверя?
— Нет, интервью с ним мне не грозит, он постоянно отказывается.
— Ну, если ты прикупишь блузу пооткровеннее, то, может, он и согласится, — в качестве варианта предложила она.
Нет. Не согласится. Похоже, Зверь играл за другую команду, а возможно, у него есть девушка, которой он верен.
— Бесполезно, ты сама помнишь, его не интересует это. Он смотрит либо мимо меня, либо в глаза.
— В глаза? Это же еще интимнее, чем если бы он смотрел на твою грудь или задницу. Каким взглядом он смотрит?
— Трудно расшифровать, но что-то между «кажется, я вижу волос в моем супе» и «эта девушка проткнула колеса моей машины».
Обычно его лицо выглядело отстраненным и не передавало никаких эмоций. Но иногда, останавливая взгляд на мне, Зверь словно чувствовал раздражение и легкое отвращение.
Кирби удивленно присвистнула.
— Сильно, неужели все дело в том случае?
— Нет, он не помнит, просто сам по себе мудак, — отмахнулась я.
— Зачем тебе вообще интервью с ним? Что оно даст?
Статья о Звере сильно помогла бы мне.
— Как минимум снова почувствую себя журналисткой, — нерешительно призналась я.
Мой интерес был не только профессиональным, но и личным. Макс состоял из загадок и тайн, я ничего не знала о нем, и это побуждало меня к действию.
— Ты все равно журналистка, моя милая, — с успокаивающей улыбкой сказала Кирби.
Легко ей говорить, это же не она сделала несколько шагов назад в своей карьере.
— Хочешь услышать еще кое-что? — решила сменить тему я.
— Мм?
— Ты знаешь, я сейчас в номере отеля, а завтра у «Дьяволов» игра, отгадай, где будет проходить интервью?
Глаза Кирби заблестели, она догадалась.
— Раздевалка.
Сколько же слухов ходило вокруг раздевалок спортсменов. Когда я была корреспондентом в прошлом и работала на большой спортивный канал, раздевалка не была для меня проблемой. Вместе со мной за хоккей отвечал Стэн Уолли — журналист и мой коллега. Уолли всегда брал на себя раздевалку, а я работала в других плоскостях. Теперь же меня ждала уйма парней с голыми торсами и задницами. У «Дьяволов» прошло несколько игр, и пока мне удавалось избегать интервью в раздевалке, но в этот раз мне не отвертеться.
— Именно так. Это будет неловко.
Кирби усмехнулась.
— Это часть работы. Думаешь, мне не приходится видеть голых парней? Я же работаю в женском журнале, иногда присутствую на фотосессиях, повидала всякого.
— Как побороть волнение и растерянность? И как не ронять взгляды на все эти мужские места? — спросила я подругу.
Кирби задумалась.
— Я представляю что-то отвратительное, желание опускать глаза пропадает. А контакт взглядов уже не кажется таким неловким.
— Например? — не поняла я.
— Все просто, представь, что ты в кондитерской, и голые члены — это эклеры, ты же ненавидишь эклеры.
— Только с масляным кремом, — напомнила я.
Ведь в одиннадцать лет после очередной строгой диеты, на которую меня посадила мама, я спустила все карманные деньги на эклеры с масляным кремом и объелась ими в своей комнате. Теперь даже от мысли об эклерах с масляным кремом меня тошнит, к другим эклерам претензий не имею.
Кирби хохотнула. Хоть она и пыталась мне помочь, ее смешил этот разговор.
— Хорошо, эклеры с масляным кремом. Представь, что в раздевалке просто куча эклеров с масляным кремом на любой размер и… вкус, и не смотри на них, потому что иначе тебя стошнит.
