Звери и люди. «Звериные» истории на страницах газет. На медведя я, друзья, выйду без опаски… - страница 7

А вообще звери не предсказуемы. Жил у нас крупный шимпанзе, по кличке Парис. Однажды подхожу к клетке и вижу: у него распухла одна рука. Поскольку с Парисом мы «дружили», он позволил мне ее ощупать. Мне стало ясно, что это воспаление, и нужно вводить антибиотик… Осторожно, чтобы Парис не видел, я приготовила шприц с пенициллином в комнате, где готовят корма. Он снова подал мне через решетку руку и вытерпел укол. Хотя мог поломать меня сквозь прутья – с его весом в 100 килограммов и нечеловеческой силой рук. А он покорно подставлял руку все пять дней, пока я его колола, принимая в качестве «обезболивающего» конфетки…

Но совсем по-иному вышло с огромным орангутангом Кипарисом, с которым у нас было полное доверие. Когда я подходила к клетке пообщаться, он поворачивал меня через решетку своими огромными ручищами, по-обезьяньи что-то искал у меня в волосах, интересовался родинками… Но однажды возникло подозрение на диабет, и я должна была взять у Кипариса пробу крови. Тогда еще не было ни спасительной анестезии, ни «летающих шприцев»! Для моей безопасности Кипариса зажали в специальной «фиксационной клетке», а зоотехник, здоровый тоже парень, еле-еле вытащил через прутья волосатую руку орангутанга, которая была в три раза толще моей… Я только ввела в вену шприц, как Кипарис вдруг просунул сквозь решетки свою вторую огромную лапищу – и сгреб пук волос, который у меня был сзади. При его дикой мощи я бы в секунды была скальпирована, но зоотехник успел с силой ударить железным прутом обезьяну по лапе, что меня и спасло. Вот как понять два этих разных случая? Быть может, Кипарис, с которым мы скоро возобновили дружбу, не потерпел сдавившей его клетки и насилия над собой?

…Валерия Иосифовна не без оснований считает, что ей везло – полвека при такой работе, слава Богу, все обходилось. И только в прошедшем декабре после юбилея, она, что называется, «по полной» получила от жирафы. Усыпленное транквилизатором больное животное, у которого Корнеева брала кровь из шейной вены, вдруг сильно мотнуло головой, да так, что врач, отлетев в сторону, потеряла сознание. Коллега оттащила ее подальше от копыт, позвала помощь…

– А кто из зверей самый опасный, Валерия Иосифовна?

– Все, у кого есть зубы, когти и копыта. Палец им в рот не клади. Я только начинала в зоопарке, когда маленькая обезьяна капуцин так вцепилась в ловившего ее зоотехника, что две фаланги напрочь откушенного пальца остались висеть на кожице… Вот какая сила челюстей у слабенькой обезьянки! Поэтому в зоопарке человек, не любящий животных и не понимающий их, просто не выдержит…

У Валерии Иосифовны есть секрет: как и большинство людей, она побаивалась змей. Узнав об этой слабости, ее первый директор Сосновский тут же послал ее врачом в террариум. И несколько лет она трудилась, обрабатывая больные пасти анаконд и кобр, которых «фиксировали» зоотехники. Змеи – вообще особая ипостась зоопарков: то сбегут, просочившись сквозь какую-то незакрытую щелку, то в клетке с тиграми обнаружится подброшенная кем-то ядовитая змея. С облегчением Корнеева вздохнула лишь тогда, когда передала террариум новому врачу, большому энтузиасту этих созданий со змеиным взглядом…

Ее особый крест – это слоны. «О, слоны – прелесть!» – говорит она. Но слоны – это и немалые нервы для врача. Два года подряд Валерия Иосифовна была «стоматологом» у индийского слона-самца, обломившего бивень. Началось воспаление – лечить лекарствами, которые глотают, было бесполезно: слон унюхивал их в любой лепешке и тут же давил ее ногой. Корнеева освоила промывание больного канала в обломке бивня с помощью шприцев и пульверизаторов. Два года эта мужественная женщина «стояла под слоном», вымывая из бивня гной и некротические массы и вводя в воспаленный канал «турунды» бинтов, пропитанных лекарствами. Со временем вылеченный ею слон, сейчас отданный в другой зоопарк, стал агрессивным – начал сбивать у служащих шапки, пытался ловить людей. И хотя и со слонами все обошлось (был случай, на Валерию Иосифовну в загоне, что называется, «пошла» африканская слониха), где-то в подсознании с годами поселилась тревога. «Мне часто снятся слоны, – призналась Корнеева, – не тигры, не те же змеи, а именно слоны. Вот слон гонится за мной, вот он меня ловит и узнает среди всех людей, за которыми я прячусь… И куда я только от него не ухожу – везде слон! Видно, наши тревоги не проходят даром…»