Звери Стикса. Часть 2. Мемориум - страница 17

У Киры голова шла кругом от обилия впечатлений. Но в какой-то момент она обернулась назад и увидела, что Фауст плетется в самом хвосте. К одной его руке пристала Вальта, а на другой повисла гиря-Лена. Каждая из женщин попеременно пытались склонить его в свою сторону и что-то нашептать. Их взгляды встретились и кошка чуть не прыснула – нет, пес был слишком горд, чтобы молить ее о помощи. Но в этом коротком взгляде было столько тоски по свободе, что она сжалилась над несчастным. Она дождалась, когда троица поравняется с нею и просто сказала:

– Извините, девушки. Но я, пожалуй, на правах коллеги по цеху украду у вас кавалера.

Недовольные дамы воззрились на пса. Тот очень галантно поцеловал обеим ручки, виновато пожал плечами, де скать, что поделать – начальственный произвол, и отпустил обеих вперед – чуть только не пихнув в спину.

Женщины, хохоча, ушли дальше вперед, а кошка с псом отстали так, что шествовали практически на грани освещенного ореола. Замыкавший группу факелоносец хотел было их дождаться, но Фауст махнул ему в знак того, что им обоим свет, в отличие от уединения, совершенно необязателен.

Пес осторожно взял ее руку и положил к себе на локоть.

– Конспирация, – пояснил он. – Да и удобнее так, ты не находишь?

Кошка кивнула, а про себя отметила, что ей приятно и такое обращение и то, как он это сделал. Очень легко и естественно ему удавалось быть приятным, галантным и просто хорошим, когда того требовало дело.

Какое-то время они шли молча. Просто шли по тропинке, шаг в шаг, наслаждаясь моментом своих жизней, прислушиваясь к суете шедших впереди немолодых людей.

– Да всем известно, что вы пустомеля! – донеслось до них откуда-то с изголовья отряда очередное препирание близнецов.

– А вы глупы-с, – и новый всплеск доброжелательного смеха поднимается в небо, словно пух, сдутый с одуванчика.

Кира блаженно улыбалась, подставляя лицо еле слышному ветру, густому, как сахарный сироп. Ей было хорошо. Просто хорошо – спокойно, тепло и не одиноко. Сердце в груди распускалось ночной лилией, отказываясь думать о будущем, о прошлом, об опасностях, об очередном наметившемся тупике. Сейчас и здесь ей было хорошо. Да что кривляться – им обоим было хорошо. Бросив тайком взгляд на пса она гордо удостоверилась, что и на его лице бродит сытая умиротворенная улыбка.

«Может, все-таки не конспирация…?»

Откуда-то со дна души донеслась мысль, но сразу же была забракована, как розово-сопливая и глупая.

Со стороны озера послышался всплеск. Это был уже не первый всплеск, но до этого момента он как-то не привлекал ее внимания.

– Что это там?

– Жабы, я думаю.

– Больно громко, – кошка вывернулась из конспирационного захвата пса и нырнула во тьму. На траву у берега уже опала роса. Лапы тут же намокли и стало холодно. В воде отражались блики огня от удаляющегося факела, смутные дрожащие тени – но это только у самой кромки. Когда Кира подошла ближе к самому озеру, она увидела, что на самом деле в нем отражается – небо! Кошка, позабыв даже дышать, не то, что о каких-то всплесках, задрала голову, и тут же унеслась в глубину млечного пути. Миллиарды сияющих, перемигивающихся точек мгновенно подхватили ее сознание, и медленно закручивая, понесли вверх, дальше, глубже, в неизведанные миры.

Дыхание космоса коснулось ее лица и, не встретив никакого сопротивления, увлекло ее сознание в грезу. Звезды перед глазами стали двигаться быстрее, складываться в сюжет и вот она оглядывается и понимает, что стоит в парящей над вселенной крылатой колеснице, переливающейся сиреневыми и черными перламутровыми волнами. А рядом с нею стоит возница. Его лицо скрыто бежевым капюшоном и пахнет он карамелизированным печеным яблоком. Клоки живого плаща хлопают и вьются на несуществующем ветру. Из-под этой гутаперчивой массы периодически мелькают тонкие бежевые кости, словно покрытые карамельной кожицей. Он смотрит на простирающееся пространство перед ними пустыми глазницами голого черепа. Она тоже переводит взгляд на лежащую впереди вселенную и тут только понимает, что точки звезд кучкуются, скапливаются и складываются в рисунок. И этот рисунок – глаз. Любопытный глаз в треугольнике космических завихрений, который с интересом вглядывается в нее…