В небе, все еще отчаянно лазоревом, райски чистом, проносились хищными стайками пятнистые эскадрильи «сушек», несущих на узлах своих подвесок по три тонны убойного бремени. Отбомбившись по целям, они возвращались на авиабазу Баграм за новой порцией фугасов. И вновь взлетали в лазурь. Терзать неповинную землю. Вслед за ними уже катились по рулежным дорожкам и тяжело, с осадкой и креном от избыточного боеприпаса поднимались в небо «восьмерки» и «крокодилы» легендарного «полтинника» – 50-го смешанного отдельного авиационного полка, которым еще только предстояло влиться всей своей тротиловой мощью в геенну огненную тактической этой артподготовки.
Тщательно скрывая свои намерения не то чтобы от союзников по оружию, но даже от собственных офицеров, путая хазарейцев и прежде всего их опытного вождя Ахмад Шаха Масуда массированными артиллерийскими и авиационными ударами у створа в долину реки Горбанд, запуская в эфир заведомо ложные целеуказания, советские военачальники во главе с начштаба армии Норатом Тер-Григорянцем делали вид, что готовят удар в противоположном от ущелья, западном направлении с выходом на Бамиан. Нехитрая эта тактика за несколько дней высосала моджахедов из ущелья на подмогу братьям-мусульманам в долине Горбанда, ослабила сопротивление предстоящему, до самого последнего дня скрываемому направлению удара, открывая доступ в Панджшер нашим десантникам и мотострелкам.
В ночь на 16 мая одиннадцать разведрот практически без боя овладели господствующими высотами у входа в ущелье Панджшер. Следующей ночью третий батальон 177-го мотострелкового полка нахрапом вторгся в скалистое его чрево и с разбега одолел почти десять километров пути. Закрепился, как мог, на отвесных уступах, забился в расщелины, пулеметными точками ощерился, контролируя и сберегая тем самым от внезапных вражьих набегов единственную дорогу, глубинную артерию, по которой, тяжко и жарко пульсируя, уже давила свежая кровь. Еще два батальона в просоленных не по одному разу «песочках», натужно выхаркивая из себя поднятую сотнями ног пыль, сотнями сердец качая густеющую на высокогорье кровушку, склоняясь все ниже под бременем солдатского сидора и безотчетного человечьего страха, продвигались по флангам дороги, прикрывая технику и людей на острие главного удара. А там уже со всей дури в клубах дизельной гари пылил всеми своими траками и колесами отряд обеспечения движения дивизии с усиленной мотострелковой ротой во главе. Тягачам, тральщикам, грейдерам инженерных войск предстояло расчищать завалы, подрывать хитро замаскированные фугасы и мины, одним словом, проложить безопасный путь для отряда обеспечения армии и тянущимся за ним следом бесконечным колоннам систем залпового огня, артиллерии, бронетехники и грузовиков.
Теперь с рассвета и до заката над ущельем без устали рубили лопастями небо, проносясь восточным курсом и возвращаясь вновь, десятки транспортных вертолетов конструкции Миля, перевозивших людей на окраины глинобитных кишлаков, засеченные авиаразведкой безымянные высотки и площадки, на многие из которых даже толком и не приземлиться, а лишь коснуться одним шасси, покуда выпрыгивают с борта, матерясь и ошалело покрикивая, бесстрашные с виду воины 103-й воздушно-десантной дивизии.
Полковник отвечал за этот десант, именуемый в штабе воздушно-тактическим, собственной головой и погонами. За техническое состояние бортов, их безопасность, вооружение, связь, боевое прикрытие, но пуще того – за поставленную ему задачу: перебросить на сто километров в самое нутро вражеского во всех смыслах ущелья четыре тысячи двести человеческих душ.
