– Я точно знаю затраты на съёмки за последние, скажем, два-три месяца, – спокойно возразил Храмцов, – сравните с отчётами французов. Если разница не больше двадцати процентов, я умываю руки. Иду работать вышибалой в бар у Черта-ново на задворках.
– И двадцати много, – прогудел Дорошин, неторопливо долил в фирменный стакан «Карлсберг» светлого пива из запотевшей бутылочки, после чего пересел за письменный стол. – На одних американских съёмках, разбитом вертолёте и аппаратуре вы бы меня разорили! Если бы не грамотная страховка! – Дорошин нажал клавишу переговорного устройства. – Леночка, минеральной воды и двойной кофе нашему гостю, для освежения мозгов. Калькулятор и лист бумаги, – добавил он.
– У меня с собой было, – криво усмехнулся Храмцов. – Подготовился.
Вошла… вернее, вплыла в кабинет обалденная, иначе Храмцов не смог бы выразиться, – секретарша, как и принято в офисной моде «новых русских», в коротенькой юбочке, с аккуратной, тугой задницей в виде сердечка, с точёными ножками с тонкими щиколотками. Стройненькая, с плотным узлом густых каштановых волос на затылке. Храмцов опустил глаза, проследил бесшумное перемещение изящных туфелек по ковролину к столу директора и проворчал, когда девушка вышла:
– Сильный отвлекающий фактор!
– Визитка фирмы, – вяло пояснил Дорошин. – Ну?
Храмцов протянул измятый, сложенный вчетверо лист бумаги, из которого совсем недавно складывалось очередное храмцовское творение в технике оригами. Пока Дорошин вникал в цифры, Храмцов с удовольствием наблюдал, как менялось лицо коммерсанта: расслабленная гримаса лёгкого презрения к визитёру перетекла в удивление, затем в растерянность. Бизнесмен спохватился, что слишком открыто выражает свои чувства, стал суров и хмур, прогудел возмущённо:
– Не хило! Однако… расписал подробно. Полная смета.
– Сколько? – спросил Храмцов.
– Что?
– Сколько процентов? Между вложенным и затраченным.
– Проверю, – задумчиво промычал Дорошин, – но и в первом прикиде Жаконя перебрал. Круто перебрал. Смету вместе утверждали.
– По рабочему материалу видны реальные затраты… – продолжил было Храмцов.
– Если твоя малява хоть… хоть в половину верна, – зарычал в гневе преображённый Дорошин, – раком поставлю эту французскую гниду!
Опухший Храмцов с изумлением воззрился щёлочками глаз на румяное лицо преображённого бизнесмена.
– Ты чё, в натуре приличный оператор? – вдруг набычился Дорошин, преображаясь в солидного бандита при бешеных бабках. – Чё эт Гарик и Мишель так о тебе пекутся? Скорешились? – он шлёпнул себя тыльной стороной ладони по горлу. – Вместе бухали?
Храмцов нервно похрустел запястьями, вращая, разминая кулаки.
– Приглашают, значит, устраиваю.
– Ладно! Лабай дальше! Сегодня работаешь на конкурсе, – неожиданно заявил Дорошин, набрал номер на трубке радиотелефона, – глянем, какой ты мэн… з камеры. Работаешь с плеча! Никаких штативов. Выглаживай крупно: ляжки, груди, ножки. Чтобы девки сочились с экрана. Мне надо продавать товар. Весь товар! «Плейбой», «Пентхауз», публичные дома Европы и Азии – один хрен! Эти тупые, гладкие, пересвеченные картинки для ящика мне надоели!.. Алло?! Кто говорит? Сиротин? Главным оператором сегодня на конкурсе работает… Как тебя?
– Храмцов, – печально усмехнулся Мирон крутым поворотам судьбы.
– Храмцов, – повторил Дорошин. – И баста! Прекрати пустой базар!
– Предпочитаю работать без басты и ассистентов, – печально вздохнул Храмцов.
