– Рыбкам тоже есть охота! Поднимайте меня!
Эту довольно плоскую, на взгляд отца Целестина, шутку оценили дружным хохотом. Едва Эльмод забрался обратно на корабль, конунг бросил взгляд на монаха и Сигню и указал на спасённого: «Займитесь делом», а сам, прикрикнув на развеселившихся дружинников, чтоб поднимали парус, отправился к рулю.
Под наблюдением отца Целестина сыновья Халльварда и Видгар оттащили человека на нос корабля и, расстелив холстину, положили. Пыхтя и отдуваясь, монах вскарабкался на небольшую носовую палубу и склонился над простёртым у его ног телом.
– Чего стоите, охламоны?! – шикнул отец Целестин на обоих братьев и Видгара, с интересом наблюдавших, как он щупал жилу и разглядывал зрачки у неизвестного. – А ну быстро что-нибудь тёплое тащите! Не видите – поморозился он. Сигню, а ты скоренько горячего питья сделай и зверобоя туда брось. У меня в мешке травы найдёшь.
Пока исполнялись его приказы, отец Целестин вновь уставился на своего нового подопечного. Выглядел тот не ахти – щёки ввалились, губы в трещинах, глаза кругами коричневыми обведены. Не один день, похоже, его по морю носило. И как только выжил без воды пресной да на холоде таком? На глаз человеку можно было дать лет двадцать—двадцать пять, правда, старило обветрившееся лицо да светло-рыжая многодневная щетина на щеках и подбородке. Похоже, что парень был воином, а никак не торговцем, хотя какая разница, спрашивается? В этих краях и та и другая профессия не разнятся; и уж точно он не был трэлем – из-под насквозь мокрой куртки проглядывали обрывки кольчуги. Батюшки светы, а там ещё что такое?
Монах только сейчас углядел на бедре человека длинную и, судя по всему, глубокую рану, явно оставленную мечом. Этого ещё не хватало! Да-а, теперь шансы выжить у этого молодчика совсем невелики. Может, даже и в сознание уже не придёт – крови столько потерять!
Видгар и Снорри притащили целую охапку звериных шкур да меховых фуфаек и уставились на отца Целестина, который, бормоча сквозь зубы что-то не совсем подобающее его сану, стягивал со спасённого кожаные штаны.
– Помогите его раздеть, одежда-то мокрая вся!
Через минуту некогда вполне добротные, а ныне на редкость драные и грязные одеяния были свалены в кучу, а монах и оба молодых норманна закутали человека в пушистый волчий мех.
– Мари... тьфу чёрт, Сигню, ну где ты там, копуша? – обернувшись, воззвал отец Целестин к своей помощнице, всё ещё не решаясь называть девушку при всех христианским именем.
– Готово. Иду уже! – отозвалась Сигню, снимая с небольшого костерка, разведённого на железном поставце, котелок с варевом. Налив кипяток, в котором плавали распарившиеся листочки из мешка отца Целестина, в глиняную кружку, она бросила туда же пару кусочков засахарившегося мёда из прошлогодних запасов, привезённых конунгом из Гардарики, и вихрем взлетела на палубу.
– Напоить?
– Давай, только осторожненько.
Между прочим, Сигню вполне освоилась с совершенно ей непривычной жизнью на корабле. Морской болезнью она не страдала, – впрочем, настоящей качки пока и не случалось. Правда, многие дружинники посматривали на неё косо, а поседевшие в походах старые викинги так и открыто выражали своё неодобрение, – это в каких же законах сказано, чтобы девица наравне с мужчинами в дальний викинг отправилась?
Конунг Торир, однако, быстро прекратил любые споры, поставив недовольных на место: она тут, мол, по моей воле, и всё! Благо знаете, что не в обычный поход идём.
