Этот страх я делил со своим жителем головы. Походило на то, что симбионт боялся за меня, срезая пики эмоций и оставляя только необходимое, чтобы я понимал, что страшно, но не впадал в оцепенение, а, наоборот, шевелился быстрее и принимал адекватные решения. Это совершенно другое чувство, больше похожее на расчётливую злобу, а эмоциональная составляющая отодвигалась назад. В том и была самая главная функция симбионта. Жителей головы придумали в далёкой древности для защиты от ментальных атак, их наносили высшие насекомоподобных рас ещё в первую войну с нелюдями, а потом импланты развивались, а когда появились твари Грани, то стали защитой и в этой войне.
На военном флоте все имели симбионты, когиторы и воксы с обязательной системой защиты от ментальных воздействий. На базах флота рождалось немало детей, и младенцу в первые минуты жизни обрезали пуповину, кололи универсальный комплекс прививок и вживляли либо симбионт, как у меня, с возможностью замены тела, а если было нельзя, то базовый когитор, но с обязательной функцией защиты. Кто ощущал вопль войда, проломившего блоки и кричащего прямо в голову, те поймут, остальные идут отдаленным астероидным поясом.
У меня происходило разделение страхов. Ужасы А-тварей и клешни мутировавшей техники были наши с симбионтом общие, а мои страхи по поводу обдолбанной полуголой клоунши, охотившейся на людей с помощью подушки-пердушки, оставили мне на эксклюзивной основе. Оттуда и хватанули страх, предназначенный лично мне.
Кто-то залез в мою память и вытащил страхи, черпанув из доступных вариантов, которые симбионт оставил мне в личное пользование. На взгляд нечто, материализующего ужасы, было выбрано самое нелогичное и ужасающее существо. С опасностью можно, конечно, поспорить, но по ужасности и нелогичности одноглазая клоунша одна из самых выдающихся чемпионок моей памяти, она превосходила даже красоток с одного богом забытого орбитала. Там эталоном женской красоты считалась лысая голова с яркими татуировками и верхняя губа, разрезанная и пришитая к носу.
Вернулся к своим, сидящим на скале, и провёл блиц-опрос. Уже через минуту я понял, что у моих с фантазией дела обстоят замечательно. Если там действительно кто-то или что-то, которое хапает из воспоминаний страхи и воплощает в реальность, то моей банде в том месте точно делать нечего и придётся идти мне. Местные боялись без фантазий, весьма на обывательском уровне. Список состоял из выводков червей, теневых тварей, нападения крупных хищников из-под воды и с неба, злых девок с серпами и тавров с дубинами. А вот пьяных клоунесс среди страхов местного населения не было.
Спустился и пошёл. Чего тянуть? Как только пристрелил ещё одну клоуншу, на меня кинулась одна хорошо мне знакомая тётка. В детстве мы несколько лет жили на планете торгашей и часто воровали у местных еду. Эту женщину мы все боялись. В отличие от неуклюжих местных, считавших своим долгом быть жирнее, чем остальные, и идеалом красоты для них служило отвисающие брюхо и толстые щёки, она была сухощава и поджара. Она никогда не убивала небесных детей, зато могла облить кипятком, неожиданно выскочить из-за угла, выжидая часами нашего появления, стукнуть палкой, швырнуть камнями, которые постоянно носила в карманах. По её милости я неделю пролежал в горячке с подгнивающим распоротым боком и надколом ребра, когда она ударила меня штукой, которой выбивали семена из колосьев.
