Профессор на минуту умолк, пытаясь понять, какое впечатление произвела на меня притча. Очевидно, впечатление было благостным. Он сказал:
– И сегодня есть мастера, знающие тайну, желающие открыть её посвящённым. Полагаю, что вы, мой мальчик, могли бы стать одним из них. Одним из нас! – сделал он ударение на последнем слове.
Кого из молодых людей не соблазнят подобные предложения, пронизанные моральными постулатами и тайной? Конечно, я согласился, спросив лишь об одном, не противоречит ли сие общество власти Государя императора и процветанию империи…
Профессор улыбнулся:
– Цель наша не противоречить власти, данной от Бога, а бороться с пороками общества. Давайте помолимся, мой мальчик, – заключил он наш разговор и прочёл молитву: – Отче Вселенной, Ты, которому все народы поклоняются под именами Иеговы, Юпитера и Господа! Верховная и первая причина, скрывающая Твою божественную сущность от моих глаз и показывающая только мое неведение и слабость, дай мне в этом состоянии слепоты различать добро от зла и оставлять человеческой свободе её права, не посягая на Твои святые заповеди. Научи меня бояться пуще ада того, что мне запрещает моя совесть, предпочитать самому небу того, что она мне велит!
Позже, когда я познакомился с книгами, которыми в изобилии снабдил меня Профессор, я понял, что он – розенкрейцер, или «вольный каменщик», член тайной ложи, к вступлению в которую и начал меня готовить.
Подготовка заняла около полугода. В начале мая, незадолго до окончания университета, Профессор объявил мне день посвящения.
Он приехал за мной в карете. Когда я забрался в неё, мне тут же завязали глаза и долго везли куда-то. Там, где карета остановилась, Профессор помог мне выйти и повёл за руку по аллее. Я явственно слышал хруст гравия под каблуками наших башмаков. Потом мы спустились по гулким ступеням. На меня повеяло сыростью и плесенью. Рядом раздались негромкие голоса. Чьи-то руки ловко сдернули с меня сюртук, жилет, развязали галстук и расстегнули ворот рубашки. Затем закатали штанину на левой ноге до колена, сняли с моей правой ноги ботинок и чулок. Я почувствовал, что ногу мою погрузили во что-то мягкое, очень похожее на домашнюю туфлю. На шею мне накинули волосяную петлю.
– Ничего не бойтесь, – подбодрил меня Профессор.
Я промычал что-то вроде того, что ничего не боюсь и готов ко всему.
Крепкие руки подхватили меня под локти и повели. Снова были ступени. Но на этот раз мы двигались наверх. Скрипнула дверь, и мы очутились в большой зале – я поймал себя на мысли, что даже с завязанными глазами могу как-то ориентироваться в пространстве. В нём было многолюдно. Хотя все молчали, но я ощущал их присутствие.
Внезапно мне в грудь уткнулись три острых клинка, и кто-то старческим надтреснутым голосом спросил:
– Брат, нет ли чего-нибудь между «нами» и «мною»?
Я уже знал, какие вопросы будет задавать мастер, и выучил слова, что нужно мне ответить:
– Есть, достопочтенный, – произнёс я как можно торжественней.
– Что же это такое, брат?
– Великая тайна, достопочтенный.
– Какая это тайна, брат? – вопрошал надтреснутый голос.
– Каменщичество.
Голос умолк, а клинки глубже вонзились мне в грудь.
– Итак, вы, я полагаю, масон? Почему вы сделались масоном? – выдержав паузу, спросил меня мастер.
– Достопочтенный, я вступаю в масоны для тайны и чтобы из мрака тотчас перейти в свет, – как по писаному ответил я.
