– Хрюн, а вернуться домой ты не хочешь?
– Не-а, не хочу. А чего там делать? Думал поначалу народ бесплатно кормить, но я не люблю, когда вокруг меня народ толпится, особенно голодающий. Предпочитаю одиночество. Я, наверно, интроверт. Да и меня никто даром не кормил, работать приходилось. Если уж я могу получать еду из ниоткуда, то я один и буду её есть.
Авьера собрала чистил с пола. Ничего не оставили? Бывает, пропускают, бывает, с чем-то справиться не могут. Тогда в ход идут собственные силы и чистящие средства.
– Давай, дорогой хрюн, пошла я. И постарайся есть поменьше.
– Послушай… может… ну…
– Что «может, ну»? – мягко подбодрила Авьера.
– Придёшь после ужина? – выпалил Свин. – Телек посмотрим, поиграем. У меня гонки есть, рпг, шутеры. Стрелялки любишь? Я обожаю их!
– Хрюн, милый…
– Ави, я в курсе, что ты замужем. Просто приходи… как друг. Мне скучно.
– Вот сбросишь хотя бы двадцать кило, я буду приходить к тебе. Иногда.
В глазках Свиноты заблестели слёзы и скатились по крутым щекам. Ныть хрюн всегда начинал неожиданно.
– Это потому что я жирный? Я батут, набитый студнем, холодец под покрывалом, да? – Свинота судорожно всхлипывал, слёзы потекли ручьём. Маленькие, туповатые глазки, не мигая, пялились на Авьеру.
Женщина, подавив раздражение, села на стул у изголовья Свиноты и принялась успокаивать этого большого, глупого, очень толстого и очень больного ребёнка.
Завершив уборку в седьмой, Авьера вышла в коридор и увидела Восту.
– Признавайся, жёнушка, ты додумалась натравить Дельца на Помаду? – незамедлительно накинулся супруг.
– СЕ сам виноват. Набросился на меня со своими контрактами, как козёл на траву.
– Ты бы видела Помаду! – восхищённо воскликнул Воста. – Краснокожая верещала как припадочная! Я чуть смехом не подавился. Услышь Помада, что слуга смеётся над ней, её бы в клочья разорвало от злости. Она уверена, что Делец нарочно дразнил её.
– Помада уверена, что все нарочно дразнят её, иначе чего бы ей всех презирать?
– Ну а у тебя как? Свинорез подкатывал к тебе, а?
– Перестань, – Авьера ткнула кулаком в мужнино плечо. – Он не подкатывает. Свинке не хватает воли, чтобы похудеть. Ему хочется отвлечься, чем-то занять мозги, вот он и зовёт скоротать вечер.
– А ты?
– Что я?
– Тебе жаль его?
– Конечно, жаль. Дар его – проклятие для него. Раньше он ходить мог, а теперь с постели подняться не может. Я проведу с ним вечер, если он сбросит вес.
– Вряд ли. Хотел бы – давно похудел бы.
– Как знать, Востик, как знать, не зря ведь он здесь. И если Свинорез похудеет, то я проведу с ним вечер…
– Проводи.
– А может и несколько вечеров проведу…
– Да хоть ночей, если рехнулась. Ладно, сегодня-то вечером чем займёмся?
– Погоди-ка погоди, милый. Значит, я рехнулась, а тебе всё равно?
– Да плевать! – Воста деланно отвернулся от жены.
И зря, потому что едва не схлопотал мокрым мопом по лицу, которым Авьера вытирала пол у Мёна Жё, каменного масюканца, разбившего банку с мёдом. Увернувшись от липкой ветоши, Воста, дурачась, выкрутил швабру из рук Авьеры, отскочил назад, выкрикнул: “Хххэ!” и встал в боевую стойку: левую руку, сжатую в кулак, выставил по диагонали перед собой, а руку с орудием для мытья полов отвёл назад. В воздухе запахло мёдом.
Швабра во что-то упёрлась. Авьера хихикнула. Воста обернулся. И увидел общажного капитана Фингоуза Угры и его ученика кадета Гоку Мурно. Мокрый, смоченный в сладком моп уткнулся в капитанский живот, в пуговицу-защёлку мшистого кителя. Воста поспешно вернул швабру в тележечную стойку. На кителе зловеще темнело пятно. От капитана пахло мёдом.
