И тем не менее местная оборона теперь огрызалась – уж не знаю, хаотично или под чьим-то руководством. Парочка снарядов легла достаточно близко, и даже в скафандре меня тряхнуло так, что едва не раскрошились зубы, а еще по мне прошелся какой-то луч, отчего волосы встали дыбом, а нервы вспыхнули, как при защемлении, но, слава богу, через несколько секунд отпустило. Если бы за миг до попадания я не дал скафандру команду на прыжок, то вряд ли сумел бы выбраться.
Подобные случаи заставляют задуматься, что за нелегкая занесла тебя в армию. Но мне в тот момент было не до самокопания. Наугад перепрыгивая через дома, я дважды попадал в толпу врагов. И конечно же, спешил убраться, неистово поливая их огнем.
Безумная эта скачка позволила мне вдвое сократить отрыв от своих. Если бы не пришлось преодолевать четыре мили за рекордное время, я бы, конечно, доставил куда больше неприятностей тощим.
Два прыжка назад опустел мой спаренный ракетомет. Подвернулся безлюдный двор, и я воспользовался этим, чтобы зарядить оружие. Заодно навелся на Туза, – оказывается, я еще достаточно далеко от флангового отделения, и можно безбоязненно израсходовать две последние атомные ракеты.
Я запрыгнул на самое высокое из ближайших зданий. Уже достаточно рассвело, чтобы видеть без помощи инфравизора. Сдвинув его на лоб, я быстро осмотрел местность в тылу: на что бы потратить оставшийся боезапас? Любая цель годится, когда времени в обрез.
Что-то попалось на глаза в направлении космопорта – может, контрольно-диспетчерский пункт, а может, корабль. Почти на той же линии и примерно вдвое ближе маячило огромное сооружение, но не было возможности идентифицировать его хотя бы приблизительно. Космопорт находился на предельной дистанции, но это меня не смутило. Сказав: «Не промахнись, детка», я отправил ракету в полет. Вторую выпустил вдогонку, по ближней цели, и прыгнул.
Едва я покинул свою позицию, в нее угодил снаряд. Уж не знаю, тощие ли это здраво рассудили, что здание – достойная цена за одного из нас (тут они были правы), или кто-то из моих приятелей баловался с огнем.
Как бы то ни было, у меня пропало желание летать, даже на бреющем, и я решил пройти сквозь следующую пару домов. Поэтому сразу по приземлении сдернул со спины тяжелый огнемет, вернул на глаза инфравизор и обработал стену передо мной тонкой, как лезвие ножа, струей максимальной мощности. Отвалился кусок кладки, я стремглав ринулся внутрь… и еще быстрее выскочил назад.
Даже не знаю, куда меня угораздило вломиться. То ли в церковь во время молитвы, то ли в ночлежку, а может, и в штаб гарнизона. Я лишь успел понять, что громадное помещение под завязку набито тощими. И знакомиться с этой оравой не было никакой охоты.
Вряд ли это церковь – кто-то выстрелил в меня, когда я уже отступал. Пуля, конечно, отскочила от скафандра, и я не пострадал, разве что пошатнулся да в ушах зазвенело. Но это напомнило мне об этикете: надо оставить сувенир на память о моем посещении. Я сорвал с пояса что под руку подвернулось и закинул в здание. Устройство пронзительно заверещало. В учебке нам внушили: лучше сразу предпринять что-нибудь не самое умное, чем придумать оптимальное решение спустя часы.
Чисто случайно я сработал как надо. То была особая граната, перед операцией выданная каждому из нас с наказом приберечь ее для ситуации, когда от нее будет толк. Визг летящей гранаты – не что иное, как обращение к тощим на их языке. А говорила она, в вольном переводе, вот что: «Я взрывное устройство с тридцатисекундной задержкой! Двадцать девять!.. Двадцать восемь!.. Двадцать семь!..» Обратный отсчет – это чтобы пощекотать противнику нервы.
