Звёздный «Кентавр». Первая ступень - страница 12

– Это как?

– Очень просто, для такого человека, найдётся работа в штабе, или же в санчасти. Конечно, в космос такого не отправят, но на земле, пожалуйста. Есть только одна причина, по которой мы не возьмём на службу.

– Какая? – удивившись, спросил я.

– Есть такой врач – психотерапевт, вот если он увидит, что человек, не совсем вменяемый, и не сможет отличить русских солдат от вражеских, тогда… Понимаешь?

В конце концов, не всем же быть пилотами, или десантниками. Кому-то же надо и строить и копать. Вот мы и определяем, куда направить призывника.

Он взял мои документы и полистал их.

– Остальные показатели у тебя в норме, в принципе, ты здоров как бык. Только, что с тобой делать? Подожди Наташа, – сказал он медсестре, – не пиши ничего.

Девушка закрыла толстый журнал и положила ручку.

– Молодой человек, – доктор подошёл к двери, и закрыл её на замок. – Я бы вам советовал бежать домой, и никогда сюда не возвращаться. Поступайте в институт, найдите работу, заведите семью. Моё мнение, что только человек с поломанной психикой, может самостоятельно прийти на службу. И ради чего? Чтобы получить мнимые льготы от государства? Мой тебе совет, беги, и не возвращайся сюда никогда.

– Нет, доктор, я, всё-таки, решил остаться в армии.

– Ты хорошо подумал?

– Да, хорошо.

– Что же, если ты, Суворов, такой упрямый, я окажу тебе не большую услугу. Пусть будет, так как ты хочешь. Я подпишу бумаги, и направлю тебя в десант.

Я от радости чуть до потолка не подпрыгнул.

– Спасибо большое доктор!

– Не стоит благодарить меня, как бы ты не пожалел об этом.

Он размашистым почерком подписал документы, и торжественно вручил.

– Спускайся на первый этаж, там тебе всё объяснят.

Я пулей выскочил от доктора, и бегом вниз. Это был последний кабинет, в котором принимали документы, и заседала комиссия.

Пятеро военных осмотрели меня, и с волевым лицом подполковник сказал:

– Призывник Суворов, находится в полном сознании, самостоятельно поступает на службу в ряды космических войск. Врачи рекомендовали отправить призывника в десант. Что скажите товарищи?

– Если парень не против выводов комиссии, – сказал седовласый майор с лицом побитым оспой, – тогда милости просим. Нам нужны хорошие солдаты.

– Значит так, – сказал подполковник, – мы вас отпускаем сегодня домой, а завтра в семь часов, вам необходимо явится для принятия присяги. С вещами. Как понял, Суворов?

– Так точно, завтра в семь, явится с вещами на присягу.

– Свободны!

Я выскочил на улицу и бегом домой. Уже на пропускном пункте, меня за руку схватил сержант.

– Ну как? Приняли?

– Приняли, в десант, ответил я по-молодецки бодро.

– Ну и дурак же ты, призывник.

Сержант, пропуская меня наружу, дал под зад коленом.

– Это на удачу, – крикнул он мне вслед.

Дома я собрал все необходимые вещи, и приготовился к последнему разговору с отцом и матерью. Отец пришёл поздно с работы, и явно был не расположен к разговору.

– Чему ты радуешься? Тебя будут гонять как «сидорову козу», проверяя на прочность и выносливость.

Он потёр пальцами глаза, и уселся рядом со мной. Обнимая меня за плечи, тяжело вздыхал.

– Пиши, не забывай нас с матерью. И знай, что дома тебе всегда рады, и будут ждать.

Утром я прибыл на учебную базу «Циклон». Знакомый сержант отвёл меня на склад. Там мне выдали новенькую форму. Заметив не большое зеркало у старой вешалки, я решил посмотреть на свой внешний вид. Переодевшись, я не узнал себя. Форма сидела словно влитая. Как будто её пошили на заказ. Карманы нагрудные, пуговиц нет, только липучки, и множество змеек. Защитная коричневая окраска формы, менялась в зависимости от времени суток. Днём она становилась более светлой, а к вечеру темнела. Ботинки застёгивались самостоятельно, издавая глухие щелчки. Они как, впрочем, и форма, были непромокаемыми, и имели шипованную подошву. Они появлялись в зависимости от погодных условий. При гололёде можно было смело идти, и не бояться, что поскользнёшься. В зеркальном отражении на меня смотрел совершенно другой человек. С волевым лицом, широкими плечами, и задорной улыбкой. Я подмигнул своему отражению, и стал ждать восьми часов, для торжественной присяги на верность Отечеству.