Темное пятно увеличивалось, но звука работающего двигателя не было слышно.
– Странно, – удивился Юрка, присматриваясь вдаль.
И только когда точка повернула вдоль оврага, капитан разглядел в предрассветном тумане упряжку из двух оленей.
У Юрки отпустило на сердце.
– Ну и хорошо, чему быть, того не миновать. Уж, поди, лучше, чем сидеть в Чернокозово в одной камере с боевиками. Эх, мать Родина! Пошто ты гнешь родного сына! – рассмеялся капитан, окая и подражая старому говору, который он помнил по историческим фильмам.
Упряжка остановилась у камня. Ей управлял подросток.
– Боялин, ты откель здеся взялся? – настороженно спросил мальчик, спрыгнув с нарт и оглядев снежную пустыню.
– От деда твоего, Елея, поклон принес из-за чародейного камня.
– А сам-то дед пошто не явился? Худо мне одному тут. Заедают все, кто ни попадя. Кажный норовит покуражиться, а заступиться-то некому, – промолвил отрок, печально потупив голову.
Юра взял мальчика за плечи, развернул спиной к камню.
– Сходи до деда да ворочайся побыстрей, нам еще ехать надобно к жилью какому-нибудь. Но про меня ни слова другим людям. Хорошо?
– Хорошо, хорошо, боялин, – обрадовался мальчонка.
Капитан толкнул внука Елея, и тот, запнувшись о камень, кубарем залетел в колдовской чум.
2006 год.
Следователь прокуратуры Багаутдин Точиев, пройдясь по следам до торчавшего из снега камня, обошел его вокруг, внимательно разглядывая следы. Огляделся. Вокруг расстилалась безмолвная снежная пустыня, и только изредка ветер волнами доносил гул факела.
Подняв окурок, припорошенный снегом, он аккуратно положил его в пакетик, где уже лежало штук пять таких же чинариков-близнецов.
Следак медленно пошел по следам обратно к чуму, и тут его неожиданно обогнал мальчик, который, не останавливаясь, с криками: «Дедушка! Дедушка!» – ринулся к оленеводу.
– Тухтачик! Тухтачик! Внучек мой! – отозвался было, поднимаясь с корточек, Елей, но тяжелая рука человека в маске жестко осадила его,
– Сидеть! – клацнул железными челюстями спецназовец.
Следователь обернулся, мальчик взялся из ниоткуда.
Пройдя назад к камню, прокурорский работник обошел его вокруг.
– Не трогай камень! Это могила шамана! Сам камнем станешь! – раздался крик старого оленевода.
Багаутдин, уже протянувший руку, чтобы стереть снег со знаков, нанесенных на валуне, резко её одернул.
– Уважаемый, ехать обратно надо, вот-вот темнеть начнет, – тронул его за рукав водитель судна на воздушной подушке.
– Да, да, поехали, нам еще на буровую заехать нужно, – согласился следователь и быстрым шагом пошел к вездеходу.
– А с этими что делать? – щелкнул челюстями гоблин в маске, кивнув в сторону Елея и Тухтачика.
– Они мне не нужны, поехали…
Вскоре, подняв облако пыли, судно на воздушной подушке двинулось в сторону мерцающего факела.
1631 год.
Русский царь встретил степных послов сухо.
А как приветить-то?
Негоже к царю-батюшке являться с пустыми руками. И если бы не ходатайство Мезенцева, не сдержал бы он гнева.
Ваулихан же, отбив поклоны, сказал, что дары от хана находятся в Тобольском приказе. А сам он шел Сибирью, тайно, чтоб не попасть в руки черемисам, кои смуту затеяли. Поблагодарив русского царя за гостеприимный приют, Ваулихан не забыл подметить, что поселили его в той же избе, что и когда-то при царе Борисе Годунове: с его сыном, малым царевичем, они список Сибири когда-то правили.
Михаил Федорович потеплел. Велел принести обед и предложил разделить с ним трапезу.
