Знакомую кошку уже кормила какая-то высокая женщина, вся в черном. Кто она была такая? Паломница? Мне это уже не узнать никогда… Сидят серые лаврские коты, образовав уходящий от женщины полукруг.
– Ишь, какие, наглые, – говорит женщина, когда я прохожу мимо. В ее глазах зажегся живой озорной огонек.
На следующий день я нашел работу. И тут же подошел к послушнику Геннадию. Я сказал ему, что нашел работу и жилье и должен уйти.
– Если можно, я переночую одну ночь?
– Может, останешься? Скоро пасха. У меня много работы. А ты умеешь трудиться, – были его слова.
– Не могу, – сказал я.
– Тогда уходи, и чтоб духу твоего не осталось. И кто пустит его переночевать здесь – будет иметь дело со мною! – Грозно сказал послушник.
3
…Летом я еще захожу в Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру.
Я начал писать этот рассказ и захожу, чтоб уточнить некоторые его детали.
Все в Лавре утопает в зелени. Возле корпуса, где жил настоятель Лавры архимандрит Павел распустилось много бутонов алых роз. Много роз цвело возле Метрополии. А особенно много красивых роз посажено внизу вдоль дороги к источникам преподобных Антония и Феодосия. Словно срисовано с картинок, изображающих небесную юдоль.
Монахи в Лавре умеют наладить свой быт. Денег на это не жалеют. Труда трудников – тоже.
К кельям монахов и к Семинарии ведут ровные, ухоженные дорожки. Растут разные бегонии и флоксы. С высоких стен спадали густые косы дикого винограда. Очень красиво, как, наверное, и должно быть в одном раю.
Уродовало лишь это наклеенные на столбы воззвания: принять участие в очередном крестном ходу… "Крестовом" – как выразилась недавно одна моя знакомая, неизменная их участница. «Везде торчат уши российского ФСБ…»! – Эти крики моей души разрывают мысли о земном рае. Я начинаю еще с большим энтузиазмом подозревать всех здешних монахов в том, что они и есть та навязшая на зубах «пятая колона» на Украине: переодетые офицеры спецслужб соседнего государства.
…На дороге ведущей к Дальним пещерам, возле каких-то мусорных баков, я вижу Василия. Тот жжет какую-то церковную макулатуру. Поздоровались. Он говорит:
– Вот монахи послали жечь, чтоб мы не ходили с ними в туалет. А сами они такое здесь творят, что ни в какие ворота не лезет. Я мог бы тебе еще много чего рассказать.
– Я и так о многом знаю. Мне монахи, например, многим напоминают своих жирных лаврских котов.
Немножко помолчали. В образовавшуюся небольшую паузу, мутным потоком хлынули воспоминания о том, как мне жилось здесь и работалось…
– Ты же не знаешь? – Неожиданно оживился Василий. – Многие теперь уже в миру. Ушел туда: и Мудрый… А так хотел стать монахом…
– Тогда б точно на вратах святой обители надо бы повесить было большой замок, – сказал я. И тут же, словно исправляя оскорбление, нанесенное своими нелестными словами о недостойном, в моем понимании, человеке этому прекрасному месту и хорошему, летнему дню, – я посчитал нужным, еще добавить:
– Живущие здесь, хоть содержат эту святую обитель в надлежащем виде. И за это им, большое спасибо будет сказано от меня и от наших потомков.
– Спаси Бог, – сказал Василий.
И ни церковь, ни кабак –
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…
(В.С. Высоцкий «Моя цыганская)
12 – 17 сентября 2006 года.
КОПАЯ ЦЕЛЕБНУЮ ГЛИНУ
…И вот я снова покидаю святую обитель – Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру. Оставляю ее, надо полагать, навсегда, имея твердую уверенность в том, что населяющая ее кельи монашеская братия, в подавляющем большинстве своем, больше руководствуется в помыслах своих не столько благочестивыми деяниями апостолов и канонами святой веры, сколько уставами специальной службы соседнего государства. Очистив свою совесть от посягательств на нее людей, дико ненавидящих мою страну, ее святую веру и давнюю культуру, призванных сюда сеять семена разбрата и неверия – я навсегда, думаю что, возвращаюсь в этот многогрешный мир…
