Письмо в траурном конверте, которое она получила от Оксли, сообщало очень мало. Тон его был холодным и даже с намеками на обвинение, как будто Джоанна была как-то виновата в том, что случилось. Она почувствовала этот настрой Оксли сразу, как начала читать письмо, сначала испытав шок, затем пытаясь мысленно возразить, а в конце концов приняв его как данность и перестав обращать внимание.
«Дорогая Джоанна!
Посылаю этот знак привязанности к тебе Лидии, поскольку такова ее последняя воля. Не скрою, твоей тете и мне потребовалось довольно много времени, чтобы решить, что мы должны уважить ее желание. Мы никогда не одобряли то, что она переписывалась с тобой, и не вмешивались только потому, что Лидия была уже замужней женщиной, живущей собственной независимой от нас жизнью. Таким образом, мы посылаем тебе ее любимый кулон, который она носила с детства, но делаем это с большим нежеланием. По доброте и невинности своей души наша дорогая Лидия продолжала верить в добродетельность, и я уверен, что если бы умерла ты, она была бы в высшей степени огорчена, носила бы траур и выказывала бы положенные в таких случаях знаки уважения, вне зависимости заслуженно это или нет. Именно такое поведение свойственно порядочной женщине.
Однако для тебя, как очевидно, смерть Лидии не имеет большого значения – она скончалась в ноябре, а мы так и не получили от тебя ни слова соболезнования или хотя бы короткого сообщения, что ты знаешь о том, что она покинула нас. Интересно, имеется ли в твоем холодном сердце хоть капелька сожаления?
Прошу не отвечать на это послание, поскольку ни я, ни леди Оксли не желаем поддерживать с тобой в дальнейшем какую-либо связь.
Твой и т. д., баронет Квентин Оксли».
Каких-либо добрых слов от них Джоанна, конечно, не ожидала, но манера, в которой ей сообщили трагическую новость, буквально шокировала ее.
– Не понимаю, зачем нам останавливаться, если мы уже так близки к цели, – нарушила Банч ее печальные размышления, – тем более, что ты настроена ехать. Кстати, ты думаешь, лорд Гривз получил твое письмо? – спросила она. – А то, может, он и не ждет нас. Тогда действительно надо остановиться и предупредить его запиской.
– Мое письмо, вне всяких сомнений, уже дошло, – уверенно ответила Джоанна.
Уверенность была вполне обоснована – письмо она отправила до отъезда, а они ехали явно медленнее, чем почтовые кареты.
– Даже если это так, то, что скажет маркиз, увидев тебя на пороге своего дома, все равно остается вопросом, не правда ли?
– Мы подумаем об этом, когда приедем. Он, конечно, может отправить нас назад, если у него в самом деле столь скверный характер, но, честно говоря, я не верю, что лорд Гривз такой монстр, который может отказать в элементарном гостеприимстве двум женщинам, проделавшим столь длинное путешествие. Тем более что я дала слово Лидии.
– Твое стремление исполнить это обещание может не произвести на него никакого впечатления, ведь, если верить твоей кузине, он не интересуется ничем, кроме самого себя и удовольствий. Уверена, что как раз это и заставило Лидию обратиться к тебе с той просьбой.
– Наверное, ты права, – согласилась Джоанна, вспоминая о том, как странно настойчива была Лидия, требуя от нее определенного ответа, будто предчувствовала, что должно что-то случиться. Те слова запали в душу Джоанны, хотя она и отнесла их на счет чрезмерной склонности кузины к мелодраматизму. Она была молода и здорова. Что с ней могло случиться?
