– Ой, молодец Ильяс, настоящий мужчина, правильно сделал, что начальник убиль. И сапоги правильно взяль. Сапоги хороший, надо сапоги одевать и тайга бежать пока начальник совсем мертвый лежать. Ты беги, мы про тебя никому не скажем, – сказал один из молодых узкоглазых и круглолицых солдат с носилками, который совсем недавно попал в эту забытую всеми часть из далекого аула.
Хайбендинов молча подошёл к бежавшему неподалёку ручью, достал свой белоснежный носовой платок и стал отмывать от грязи капитанские сапоги. Солдаты с носилками замерли в непонимании.
На дворе стояла ранняя осень, но в суровом таёжном крае было уже достаточно холодно. От холодной воды у Ильяса коченели руки, он не знал как и что сказать землякам, которые упёрлись сначала восхищёнными, а затем порицающими взглядами в его спину.
«Идите, пожалуйста, не надо на меня смотреть», – обернувшись, промолвил он уважительно на родном языке.
Двое солдат с носилками молча пошли дальше.
«Не мужчина ты Ильяс, совсем не мужчина», – сказал тоже на родном языке, молчавший всё это время второй молодой солдат с носилками. И здесь произошло неожиданно. Внешне спокойный ефрейтор Хайбендинов резко поднялся, бросил капитанские сапоги, подбежал к солдату с носилками и стал неистово избивать его у всех на глазах, крича что-то не по-русски. Когда Ильяса оторвали от жертвы, он ещё долго не мог успокоиться, продолжая эмоционально что-то выкрикивать и материться уже на русском. После проведения экзекуции над соплеменником ефрейтор Хайбендинов спокойно и понуро вернулся к ручью и продолжил мытьё капитанских сапог. Несколько бойцов более позднего призыва чем избитый, наблюдавшие за происходящим издалека, занялись жертвой ефрейтора. Они подняли его из лужи, пинками и пощёчинами привели в чувства, дали лопату и отправили работать на самый дальний участок строительства. Никому не хотелось, чтобы эта жертва своим внешним видом и гематомами на лице, оставленными сапогами ефрейтора, дала повод всевозможным офицерам и просто стукачам задавать глупые вопросы и делать неправильные выводы. В Советской Армии отношения между военнослужащими строились исключительно на принципах дружбы, взаимовыручки, боевого товарищества и пролетарского интернационализма.
Командир роты военных строителей был в том самом критическом военном возрасте, когда он мог либо перешагнуть капитанский рубеж и спокойно продвигаться к новым карьерным горизонтам, либо навсегда остаться в этом звании. Эта ситуация сильно напрягала Кольцова Александра Александровича и заставляла заниматься обычным военным рвачеством. Нельзя сказать, что Кольцов уж очень перегибал палку, но, по сравнению с другими командирами, его рота славилась большим количеством трудовых подвигов и достижений. И как водится, в стройбате за каждым трудовым подвигом стоял свой особый случай и как минимум – один инцидент. Надо было проявлять себя, заставлять бойцов перевыполнять нормы, а это как раз и было связано с повышенной эмоциональностью командира и не всегда человеческим подходом к людям. Вот и сейчас капитан понимал, что прочистив мозги Хайбендинову, он тем самым создал новый виток эскалации неуставных отношений в подразделении. Ну а куда было деваться от тех самых неуставных отношений? Насколько реально, прибегая лишь к одним статьям устава, заставить свободолюбивых таджиков, узбеков, туркменов, киргизов и казахов трудиться не покладая рук во имя трудовых побед на фронтах холодной войны? Чтобы заставить человека работать, и не просто работать, а выкладываться на поле трудовой брани, необходимо было создать целую систему принуждения, поощрения и наказаний. Система должна была включать в себя компоненты, сочетавшие в себе не только принципы, изложенные в уставах ВС СССР и приказах начальников, но и национально-этнические особенности.
