10 лет благоденствия. Том I - страница 15

В качестве такого внутреннего официального итога прошедшей войны 1 января 1816 года вышел манифест, скучнейший и длиннейший, опубликование которого для нас затруднительно из-за его громоздкости и трудноусваемости. Поэтому не будем мучить читателя и попусту изводить драгоценную бумагу, а скажем в двух словах, о чем этот манифест. Александр в документе выражал высочайшую благодарность всему верноподданному ему народу, описывал весь ход обороны отечества, потом нашего наступления и освобождения Европы от захватнического войска дерзкого «простолюдина», «чужеземного хищника» и «преступника». Все эти эпитеты, как можно догадаться, касались одного человека, бывшего французского императора, который представлялся тут единственным врагом Европы, в том числе и России. От благодарности народу манифест переходил к непривычной еще для Александровского слога и стиля благодарности Богу, который «дал слабости нашей Свою силу, простоте нашей Свою мудрость, слепоте нашей Свое всевидящее око». Заканчивался манифест выбором народом смирения перед Богом, которое непременно должно было привезти этому народу честь, славу и должно было показать свету, что «мы никому не страшны, но и никого не страшимся».

Последующие полгода проходили в постоянных административных перестановках, отставках и назначениях. 12 мая 1816 года командиром отдельного Грузинского корпуса вместо Ртищева назначен был генерал Ермолов, на которого помимо этого возлагалось управление гражданское не только в Грузии, но во всей Южной России и Кавказе. Кроме того, он был назначен чрезвычайным послом в Персии. Через четыре дня вышел указ о назначении Павла Васильевича Лопухина председателем Государственного Совета и комитета Министров. С поста министра народного просвещения был уволен Разумовский, уже уставший от этого высокого чина, не слишком, правда, к нему подходящего. Все-таки это было еще время, когда не людей выбирали к должностям, а должности выдумывались под конкретных людей. Но однако же такое серьезное дело как просвещение должно было иметь своего начальника, и Александр долго не мог определиться с подходящей кандидатурой. Хотя, сдается нам, это было связано не с отсутствием подходящих кандидатур, а с определенными планами Александра на счет этого министерства. Временно исполняющим должность министра был назначен обер-прокурор Святейшего Синода князь Александр Николаевич Голицын, который исполнял еще и должность главнокомандующего духовными делами иностранных исповеданий. Место для такого впечатлительного человека, как князь Голицын, самое подходящее, когда-нибудь мы расскажем, почему. Сейчас же сделаем некоторое отступление, необходимое для некоторого отдохновения обожаемого нашего читателя.

В последние годы Екатерининского правления веселые и дружные артиллеристы, как и прочие офицеры и солдаты тех времен, шлялись без дела. Удивительно обстояло тогда дело: при появлении самого известного и гениальнейшего полководца всех времен и народов, не имевшего в списках своих походов ни одного поражения, сухопутные войска становились все хуже и хуже. Впрочем, не о них тут речь. Речь об одном молодом артиллеристе, который, прослыв с товарищами своими об одной удачливой гадальщице, решил к ней заглянуть. Гадалка та гадала на кофейной гуще – с виду простой и потому самой маловероятной форме предсказания. Но артиллеристы не скупились, и каждый захотел узнать, что и как скоро его ожидает. Как всегда, кто-то был огорчен, кто-то предупрежден, кто-то обрадован. Настало время уходить, как один артиллерист, который так и не решался сесть к гадалке, то ли по неверию, то ли за то, что было жалко червонца, но все же сел и попросил ему раскрыть его будущее. Гадалка осушила стакан, кофейная жидкость сползла со дна, и мы бы увидели всего лишь след кофейной гущи, который, пока горячий, легко бы смылся, но гадалка увидела вместо того то, отчего она потеряла дар речи. Она зашевелила губами, замахала руками, отставила чашку на стол и отодвинулась на стуле от стола.