– Ты прав, Николай, – сказал спустя минуту молчания Орлов. – Я поступил как слепой узколобый патриот. Я не думал тогда, что Александр способен так на корню и резко обрубить мою инициативу. Однако, ты должен знать, что записку я ему не подавал. Он несколько раз еще спрашивал у меня ее, но я сказал, что ее потерял.
– И правильно сделал, что не дал, было бы еще хуже.
– Мне все равно, как худо он смог бы поступить. Николай, что одна человеческая судьба, в сравнении с судьбой целого народа! Эта щедрость александрова к Польскому Царству меня пугает. Как бы не произошло какой глупости.
– Я был в Германии во время войны, и я видел, как там образовывались их тайные освободительные общества. Поляки, бывшие там, видимо, научились этому и начали вести подобную патриотическую деятельность у себя. Самое интересное, что они ее не свернули после окончания войны, и кажется, продолжают до сих пор.
– У нас тут тоже взрастают свои тайные общества.
– Надо же! Как многого я пропустил. Неужели ты решил создать тут свой Тугендбунд?
– У меня действительно была идея и, признаюсь, она до сих пор есть.
– О, Мишель! Что за вздор! Какой прок от этих глупых сообществ болтунов и мечтателей в мирное время. Пруссаки и немцы выступали с ясной программой противостояния французам. Для этого они, можно сказать, из разношерстных разноплеменных людишек начали сплочать народ, образуя единую нацию.
– А правда, что твой добрый друг Штейн этому способствовал?
– Генерал Штейн замечательный человек и одаренный, талантливый генерал и политик. Но, как ни странно, при его неугасаемой сумасшедшей энергии и неутолимой жажды деятельности, к этим обществам не имел никакого отношения.
Сделаем тут небольшую пометку и вставим пару слов об этом генерале Штейне, о котором говорит Тургенев. Николай Иванович во время заграничного похода был прикомандирован к знаменитому прусскому генералу, во время всеобщей войны с Наполеоном перешедшего на службу русскому императору. За почти три года совместной службы они сблизились, сдружились, служба дружбе им совсем не мешала, ибо каждый в своем новом друге нашел человека огромной чести и честности. K скромной оценке Штейна, которую Тургенев ему тут дает, мы можем добавить лишь, что этот генерал по всей Европе приветствовал революционные настроения, которые были направлены не против монархии, но против Наполеоновского режима, захватившего суверенитет целой Европы. Одним из двигателей этих революций считались тайные общества, наподобие прусского Тугендбунда, образовавшегося еще в 1808 году. И так как пруссак Штейн хвалил подобные организации, да еще подстрекал народы к их созданию и увеличению, многие по всей Европе были уверены, что Штейн был одним из создателей и организаторов самого знаменитого из них – того самого Тугендбунда. Но, как видим из рассказа Тургенева – одного из самых близких тогда к Штейну людей, это были лишь слухи, и жертва этих слухов это опровергала. Так что у нас, пожалуй, нет выбора, кроме как податься на честность Тургенева и поверить в то, что он говорит.
– Тогда у пруссаков была веская причина к такому воодушевлению, – продолжал Тургенев. – Они находились под уничижающей их всякое самолюбие игом Наполеона. Но у нас нет этих французов. Мы избавились от них без помощи революций, прокламаций, масонов и прочей галиматьи!
– Зато у нас есть Польша, которая может обернуться нам еще большим горем, чем французы. Впустить в пределы империи поляков – все равно что разместить пороховые бочки рядом с печкой.
