– Для начала нужно выработать идеи, – сказал Трубецкой. – Иметь ясную цель, ради которой создается общество.
Александр:
– Хорошо, давайте подумаем, что нам не нравится, как мы это собираемся исправлять, и почему мы берем на себя право исправлять то, против чего другие не могут или не хотят восставать? Отсюда сразу и выльется весь статут общества.
Якушкин:
– Нам не нравится, что народ Российской империи, самой большой и великой державы в Европе и мире, находится в самом ужасном состоянии. Один человек берет неизвестно откуда не принадлежащее ему право угнетать существо, подобное ему самому, распоряжаться с ним как с предметом неодушевленным.
Трубецкой возразил:
– Иван Дмитриевич, ты не прав, говоря, что передается неизвестно откуда не принадлежащее ему право. Право это ему принадлежит, но дело не только в законе, разрешающем обходится с крепостными как с животными, но дело в традиции. Это ужасная, противная Богу и Его учению традиция, передающаяся из поколения в поколение. Отношение дворян к крепостным как к животным закладывается с самого детства.
– Согласен! – сказал Сергей Муравьев-Апостол. – Начальник не должен относиться к подчиненному свысока, офицер не должен смотреть на солдата как на свою собственность. Под эполетами человек так и остается человеком, а размер этих эполет зависит от его опытности и умения. Мужичку должно слушаться офицера из-за его опытности, а не из-за его имени и происхождения. Мы все происходим от Адама, все мы потому и равны.
Александр:
– Итак, первый пункт это постепенное, но скорейшая отмена крепостного права. Это, может быть, самая масштабная и явная проблема нашего государства, но в обществе и в самом правительстве есть и другие серьезные недостатки. Например, вспомните знаменитый указ Елизаветы Петровны: «Возболело материнское сердце наше, когда достигло нашего слуха, что в земле российской в народе благочестивом начинает распространяться более и более зло, называемое лихоимством».
– Ну тут уже дело не в законе, дело в самом деле в одной только традиции, – сказал немного сомневающимся голосом Якушкин.
– Сложно искоренять в человеке то, благодаря чему он привык существовать, – сказал Александр. – Это лихоимство, это взяточничество, поборничество настолько уже давно вжилось в чиновничье сословие, что выдернуть это из их философии не представляется возможным.
– Но почему же, – вопрошал Никита, – почему же, если у нас не возникло сомнения, что можем убедить дворянское сословие в необходимости освобождения крестьян, почему нам тяжело поверить, что также возможно воспитать в них чувство долга и необходимость оставаться преданным законам чести и морали?
– Честь и мораль у чиновника? – усмехнулся Матвей. – Да Вы, видимо, шутите, Никита Михайлович!
Все, кроме Никиты засмеялись.
– Не стоит над этим смеяться! – сказал он, нисколь не смущаясь над смехом товарищей. – Чиновники состоят в основном из дворянского племени, а дворяне более всех остальных имеют высокое образование. А образованный человек не может жить в государстве и осознанно причинять ему и его народу вред.
– Никита, ты не прав в каждой своей мысли, – сказал Александр. – Дворяне ничем не отличаются от остальных людей, среди них есть и замечательные личности, а есть надутые болваны, с которыми ничего нельзя сделать. У нас почему-то получается, что последние чаще всего оказываются в числе правительственных людей. Будто этому правительству и не нужны люди инициативные, а нужны лишь марионетки. Но марионетки нужны только в том случае, когда правительство знает, что делает и жаждет своего немедленного исполнения воли. Но оно не спешит с этим.
