Он было встрепенулся, но потом покачал головой:
– В последнее время у меня проблемы с обонянием.
– А у вас ничего не подгорало?
– Да я сам особо не готовлю. Живу в ожидании выходных и стряпни моей супруги, – улыбнулся он и встретился со мной взглядом. – Спокойной ночи.
* * *
В следующие пару недель мне как будто стали помогать еще чаще. Например, если я нарочно оставляла телефон разряженным, утром обнаруживала, что в него воткнут провод, а значок батареи на экране светится зеленым. Или вещи, которые я небрежно бросала на стул, оказывались аккуратно сложенными. А предметы точно двигались, пока меня не было дома или когда я просто отворачивалась. В первые дни после переезда я прислонила скейт к стене, но теперь время от времени замечала, что он чуть сполз, а как-то доска вообще оказалась чуть ли не посреди комнаты.
Это из-за подземного толчка или…
Я не вставала на скейт со времен соревнования в Сендае, еще до того, как отец нас бросил, потому и подрастеряла сноровку. Но по пути в университет взгляд сам задерживался на подъемах, ступеньках, перилах, рисовал прыжки и повороты. Какая-то часть меня снова безумно хотела взмыть в воздух, а другая до дрожи боялась упасть.
Или облажаться.
Как-то раз я допоздна засиделась за столом в углу – писала эссе, которое уже давно должна была сдать. Или, точнее, размышляла, а не удалить ли все с концами. Ощущение тупика было таким давящим, что я почти перестала дышать. Меня снова охватило чувство, будто я не одна, а потом в ванной раздался щелчок выключателя, вспыхнул свет и зажужжала вентиляция.
– Только не начинайте, – сказала я вслух. – Я пытаюсь сосредоточиться…
Что-то стукнуло, и до меня донесся до боли знакомый звук. Я повернулась и увидела, как через всю комнату ко мне катится скейт, будто кто-то толкнул его со всей силы. Я уставилась на затормозившую на полпути доску. Все мысли об эссе куда-то улетучились.
Через минуту весь дом вздрогнул от подземного толчка, а в кухонном шкафу задрожали кастрюли. Я подождала, пока все утихнет, все еще едва дыша, потом подскочила и схватила скейт, громко заявив:
– О’кей! Намек понят!
Следующим утром я встала за два часа до лекций. Воздух был свежим, а солнце искрилось сквозь кроны деревьев на нашей улице.
К моему удивлению, на крыльце мне повстречалась бодрая госпожа Акияма, лившая воду на ступеньки.
– Доброе утро, Кей-тян. Хорошо спалось?
– Ну да.
– Выглядишь уставшей.
– Все со мной хорошо.
Акияма-сан прищурилась:
– Приснилось что-то плохое?
– Ага.
Она повернулась к лестнице и принялась смахивать воду щеткой. Звук был успокаивающий – шух, шух, шух.
– А что снилось?
– Пожар. Люди убегали…
Щетка Акиямы-сан на мгновение остановилась.
– Знаешь, мы не всегда видим свои сны.
Я удивленно взглянула на женщину:
– О чем это вы?
Акияма-сан только широко улыбнулась и указала на мой скейт:
– Иди развлекайся со своей диковинкой.
Я кивнула и зашагала к холму, обдумывая свое решение больше двигаться, столкнуть жизнь с мертвой точки. Затем сделала разминку под утренним солнышком и встала на скейт.
Конечно, выходило у меня из рук вон плохо. Хуже некуда. Я часто падала, но каждый ушиб и удар эхом отдавались в теле, пробуждая его, и мне это почему-то нравилось. Так нравилось, что в тот день я прогуляла пары: все каталась и каталась, упиваясь тем, как оживают вокруг меня воздух и земля. А когда вернулась домой, утомленная и потрепанная, меня встретила тишина. Я пошла в душ смыть с себя усталость и впервые за много лет забылась по-настоящему спокойным и глубоким сном.
