11:11 - страница 23

чтобы тыкать в лоток котят, приговаривать:

вы забыли, что это жизнь, а не подготовка к жизни,

это не варенье из одуванчиков – смертоносное варево,

это был философский камень, что вы разгрызли,

вот и плата, я умираю в молодости,

безымянный герой, воспетый в небе и водной глади;

лето сворачивается в 3в1 для бодрости,

подбери меня где-то на трассе, дядя,

подвези меня, дядя, до санатория,

я светилось, искрилось, во ржи утопало, плакало.

горе мне, осень спустила шавок, в море я

падаю,

загляну через год ещё.

небо синее, солнце жаркое.

лето всех времён

тянется одинаково.

я не мог тебя раньше встретить?

take your broken heart, make it into art

я не мог тебя раньше где-то

встретить? мне на секундочку…

показалось!

был на границе смерти

и тренажерного зала;

держу тебя, ты уверена?

может, наши частицы и атомы

пересекались?

в других вселенных, в начале пятого?

я убегал в вокзалистость

отбывающих, прибывающих,

ты же, по логике

вещей, должна была быть где-то

неподалёку?

облачный отогнул краешек —

рассмотреть тебя, недотрогу.

точно видел! в прошлых жизнях?

в подворотне? в людной гуще?

не похоже.

подойди – взгляну поближе.

дай нам, бог, не тронь нас, боже.

ты смеёшься, обратившись

синей птицей-изолентой —

искололась о терновник.

дети спят. соседи, тише!

муза – юрк на подоконник.

улетела. сразу – в мысли.

я не видел, я не понял —

мы лицом к лицу стояли.

мертвой хваткой ухватился,

посмотрел – в ладонях пусто.

распласталась на асфальте.

тихо.

только

боль

медленно течёт в искусство.

боль пройдёт

поцелуем в меня впечатайся,

ты меня в объятия заключи.

заключённая восхваляет каторгу.

то плачет, то кричит.

положи ладонь на горячечную

шею, из неё вздуваются вены рек.

ты на дно меня тянешь якорем,

но мне верится —

оберег.

уберёг, но сама потом – шаг в костёр.

жжёт предсмертная тяжесть грудь.

потуши меня, не хочу гореть,

успокой меня как-нибудь.

ты потрогай гладь мою – не колеблется,

может, я не была живой?

может, жёрновом старой мельницы

перемелется… жар печной

остывал, утыкаясь в каменность

сердца ветреного, твой лёд —

ты погладь ещё,

остро-режущая,

нестерпимая

да пройдёт.

вычищал тебя редактором своего сознания,

все конвертеры читали тебя ошибкой.

выходил за рамки, столбы, границы и грани.

солнцу грозил, помогло не шибко.

был готов заплатить за прошлого перепись,

за вывод тебя с орбиты моих планет, за выемку

тебя из сейфа сердца. хирург

протянул мне перекись,

говоря: залейте, где болит.

а мне бы – лоботомию.

говорит – запейте или запойте. я сложил полномочия.

обратитесь к завуправкому постсоветским раем.

идите в приемную, возьмите талончик,

встаньте в очередь.

но там божественных копирайтеров разбирают

с такой же скоростью, что и порталы, и телепорты,

очистители памяти и крысиный яд – радикально,

но даже этого почти не осталось. кипит работа.

и я стою в безжизненном приемном отделении,

и у меня все вывернуто, понимаете? всё – вывалилось!

попробуйте подорожник и исцеление щучьим велением.

попробуйте пластырь, клей-карандаш, жидкие гвозди.

сами что-нибудь предпримите – идите, вон дверь, вон выход.

видите, никто не ноет!? и вы не нойте, не Ноев ковчег.

сердце выбросил – какой от него, от сломанного, выхлоп?

приземлилось и утонуло в месиве бахил и чеков.

год гораздо больше, чем может вместить история,

истерия раскинулась на материки;

жизнь к такому нас не подводила и не готовила,

под ногами тлели пёстрые угольки.

подносили воду и кукурузу, мать Земля, будь милостива