Что меня поражало в американских соседях – так это полное отсутствие покупательной активности насчёт продуктов питания. Санта Моника бульвар, к примеру, в районе Фэрфакса радовал глаз табунами сарочек и фим с полными пакетами во всех руках, всё ещё ненашопившихся и полуголодных, входящих/выходящих в/из разных там «Арбатов», «Одесс», «Каштанов» и «Вишнёвых садов». Так они, на каблуках и в прическах, с золотыми пуговицами на двубортных пиджаках, входили в многоквартирные комплексы и чудесным образом, почти без рук открывали решётчатую калитку, протискивались в проход и счастливо выгружали свои покупки в холодильник, по размеру напоминавший Жигули-копейку. Я практически никогда не видел, чтобы мои американские соседи несли еду из супермаркета домой.
С другой стороны, надо как-то объяснить их неестественную полноту. Ведь если в дом еда не втаскивается, то чем же тогда обеспечивать энергетические запросы организма? Чуть позже я убедился, что даже нищие американцы дома не готовят. Средний американец питается дважды в день out, говоря на местном диалекте. Вне дома. И не важно, живёт ли он в субсидированном жилье, или в многомиллионном доме, запах кипящего в оливковом масле чеснока на собственной кухне этому пуританскому народу незнаком. В зависимости от толщины кошелька американец питается либо продуктом подешевле, либо – подороже. В случае с «подороже» ему приходится ещё и подождать, пока басбой, а потом и вэйтор соблаговолят обслужить. Более требовательный едок обужен ещё и часами работы ресторанов. Так что после 10 вечера ему уже светит разве что традиционный Макдоналдс, потому что даже трудолюбивые китайцы не выбиваются из стаи и в 11 вечера вешают замок на дверь. Так что, популярное с позавчера заявление: «Я ПОСЛЕ ШЕСТИ НЕ ЕМ» вполне может иметь своё объяснение: «Дык, раз нечего и негде, то как?».
Местным жителям все эти посиделки у кого-то в квартире были незнакомы. Другое дело: советские и постсоветские встречи и общение за огромным накрытым столом! Праздник то был, или чей-то день рождения, или заветная грин карта в письме прителепалась – всё это был повод собраться и поддержать друг друга в трудную минуту. Это там, сидя на продавленных диванах, купленных на гаражах-сэйлах, локтём локтя касаясь, мы пили чай из ломоносовского фарфора, привезённого в Америку вместе с полным собранием сочинений Чехова. Это там мы негромко пели песни про наш батальон и огонь смертельный. Там и тогда делились мы находками, помогавшими устроиться в новой жизни.
Однако этот период продолжался недолго. Новые постсоветские страны, а также их представители, разбежавшись по разным уголкам планеты, вдруг обнаружили в себе уникальную оригинальность и стали её внимательно разглядывать и пестовать. В результате чего: аджика, вареники и плов вдруг перестали быть русскими блюдами. Многие эмигранты вдруг осознали необходимость кошера, по крайней мере, в питании, и как-то всё стало поваливаться набок. Первым из жизни ушёл праздник 7 Ноября. Это было даже как-то естественно. В ноябре в районе Лос-Анджелеса наблюдается очень сухая, жаркая и ветреная погода. Температура +40 и ветер со скоростью 100 км в час, бьющий в стены домов, как-то мало способствовали включению газовой плиты и постановки в духовку мяса по-купечески с сыром и луком наверху. К тому же, вроде неделю назад уже оттусовались на Хэллоуине, празднике хоть и ненавистном и непринятом, но отмечаемом в костюмах, со столом и концертом. Не забываем, что уже через три недели в очереди стоял другой праздник: День Благодарения, такая странная смесь советского Нового года и Пасхи. В это время народец уже вовсю нарезал круги по местным супермаркетам с целью купить индейку побольше и подешевле. И дело тут было совершенно не в экономии! Постсоветский иммигрант продолжал охотиться за всем, что имело ценность. Раз слово «достать» было полностью ликвидировано американским изобилием, наш народ создал понятие «на сэйле» и с его помощью обзаводился чем-то необыкновенно редким по цене чего-то никому ненужного.
