127 часов. Между молотом и наковальней - страница 10

Сейчас 14:15, дневная погода пребывает в хрупком равновесии – солнечный свет чередуется с тонкими слоистыми облаками. В открытой части каньона температура примерно на пятнадцать градусов выше, чем на дне глубокой расщелины. По небу плывут кучевые облака, похожие на затерянные корабли, но тени от них нет. Я дохожу до широкого высохшего русла реки, которое входит в каньон с правой стороны, и сверяюсь с картой. Это восточный рукав. Кристи и Меган, без сомнения, выбрали правильное направление, чтобы вернуться назад. Тогда выбор казался очевидным, однако в дикой местности даже очевидные решения должны быть перепроверены. Ориентирование в глубоком каньоне может оказаться сложным и обманчивым. Иногда мне хочется думать, что в этом ничего сложного нет, нужно всего лишь идти прямо. По обеим сторонам от меня стометровые скальные стены, расстояние между ними не превышает полутора метров, они не позволят мне отклониться в сторону, наподобие того, как я мог бы сойти с маршрута на склоне горы. Однако раньше мне уже приходилось сбиваться с пути.

И тут мне вспоминается 60-километровый поход по каньону Пария, который я совершил в одиночестве. Я прошел примерно треть маршрута по каньону, когда полностью потерял направление и не понимал, где нахожусь. Я прошел еще восемь километров вниз по течению, прежде чем обнаружил ориентир, который был отмечен на карте. Положение было критическим, потому что мне нужно было найти выход из каньона до наступления темноты. Когда вы ищете вход в каньон или выход из него, отклонение от маршрута на пять метров иногда может полностью дезориентировать вас. Поэтому теперь я обращаю на свою карту самое пристальное внимание. Когда я в самой глубине каньона, я сверяюсь с картой даже чаще, чем когда нахожусь на вершине горы, иногда даже через каждые двести метров.

Песня превращается во что-то неуловимо атональное, ускользающее от моего внимания, когда я прохожу мимо еще одного мелкого русла, с правой стороны впадающего в главное русло каньона. На карте сухое русло реки, или арройо, соответствует тому, что Келси назвал малым восточным рукавом. Этот рукав выходит из более высокого плато, которое он называет Гоат-Парк.

Высокие террасы и покрытое можжевельником плосгокорье Гоат-Парк справа от меня возвышаются над пластом геологической формации Кармель, которой более 170 миллионов лет, состоящим из слоев фиолетового, красного и коричневого алеврита, известняка и сланцевых отложений. Такой пласт более устойчив к эрозии, чем более древний песчаник Навахо, образовавшийся от нанесенных ветром отложений и сформировавший гладкие красно-коричневые скалы живописных каньонов. В некоторых местах изменчивые пласты эрозии создают эффект присутствия вуду – отдельно стоящие скальные башни и вигвамы, а также высокие дюны из камня различных оттенков, которые усеивают верховья скал каньона. Граничащие друг с другом текстуры, цвета и формы пластов горных пород Кармель и Навахо отражают разные ландшафты, которые их сформировали – моря Раннего юрского периода и пустыню позднего Триаса. Осевшие во время существования большого моря отложения формации Кармель напоминают застывшую грязь, высохшую в прошлом месяце. С другой стороны, узоры с поперечными слоями в песчанике Навахо показывают, как он образовался в результате смещения песчаных дюн: одна полоса высотой в пятнадцать футов в скалах показывает инкрустированные линии, наклоненные вправо; слои следующей полосы наклонены влево; и, кроме того, линии напластования совершенно горизонтальны. На протяжении геологических эр дюны неоднократно меняли форму под воздействием силы ветра, дующего через древнюю пустыню, похожую на Сахару и лишенную растительности. В зависимости от того, насколько оставшиеся позади образования из песчаника были подвержены воздействию ветра или воды, они выглядят как грубо обтесанные песчаные валуны или отполированные скалы. И эта красота вызывает улыбку на моем лице.