13.09 - страница 63

Он вертко нырнул в одну из десятков одинаковых дверей желтостенного коридора; пискнул магнитный замок, лишая меня возможности проследовать за ублюдком; звук этот растворился в густом гомоне. Голова закружилась, к горлу подступила ком – и эта мимолетная слабость окончательно выбила из меня желание оставаться здесь хотя бы еще на миг.

Спустился по серым широким ступеням, сделал глубокий вдох, и чуть не сошел с ума: на противоположной стороне улицы зыбким призраком на фоне кирпичных стен точно из ниоткуда появилась точеная фигура девушки в маренговом30 дафлкоте31. Капюшон небрежно откинут; на нем лежали-ворочались от несильного ветра локоны цвета угля. Облаченная в темно-синие джинсы и черные ботильоны, девушка переступала с ноги на ногу, глядя тревожно на громаду казенного здания.

– Софи! – прошептал я, и она вдруг услышала. – Софи!

Не знаю, что разглядела София во мне в тот момент, но взгляд ее был исполнен отчаянием. Светлые глаза, я смог различить это даже на таком расстоянии, потускнели, в них не было того всегдашнего блеска, от которого я ощущал себя всемогущим богом, самым счастливым человеком на Земле. Что-то произошло, что-то высосало из моей Софии жизненные силы, какая-то черная тварь посягнула на ее душу. В несколько широких шагов оказался на другой стороне улицы. Снег громко скрипел под ногами; скрипел весь мир.

– Господи, как же я рад тебя видеть!..

Ее губы дрожали – от холода или от еле сдерживаемого желания что-то сказать. Любимое лицо выглядело уставшим, под веками залегли тени. Между бровями кожу пронзала едва видная вертикальная полоса. И вместо приветствия София с неожиданной силой обняла меня, буквально схватила тонкими пальцами; лицо ее исказилось, и она тихо сказала:

– Глеб, я совершила ужасную вещь…

С силой вжался губами в замерзшие губы. В ледяной радужке глаз появились желтые искорки. София вздохнула полной грудью, задрожала в моих объятиях.

– Что ты такое говоришь…

– Пожалуйста, поедем домой… – прошептала она. – Поймаем попутку. У меня есть с собой деньги; чертовы деньги…

Хотел что-то спросить, но сил хватило только на то, чтобы коротко и будто бы обречено кивнуть.

Единственное транспортное средство, что удалось нам «поймать» в этот утренний час, была вызывающе дряхлая «Лада» темно-бежевого цвета, напоминающее сморщенный сухой абрикос. Водитель – мой ровесник, курчавый болезненно-бледный парень – согласился довезти нас до станции метро «Озерки» за весьма незначительную сумму. Скидка объяснялась просто; все как всегда. Ожидал ли водитель, что София сядет рядом с ним на пассажирское сиденье и начнет гладить ему колени? Не думаю. Мы заняли места позади; я накрыл руку Софии своей. Водитель неодобрительно покосился на нас через зеркало заднего вида, раздраженно кивнул сам себе; автомобиль стал набирать скорость. За окном затряслись плохо знакомые мне пейзажи; я почти не бывал на Охте. Здесь еще не было признаков той безрассудной роскоши, что заполнила Новый город от Кудрово до самого Ладожского озера, здесь чувствовался дух другой эпохи: монументальные, облицованные гранитом пятиэтажки чередовались с уродливыми кубами из стекла и бетона, а между ними гигантскими змеями тянулись километры панельной застройки конца прошлого века. Этот пейзаж встречался на окраинах старого Петербурга то тут, то там, появляющийся вдруг из гигантских свалок Купчино на юге или, как здесь, оттеняя собой далекие небоскребы Нового города. Мимо проносились ощеренные черными дырами провалов дома, брошенные, позабытые. Автомобиль выехал на заснеженную набережную и яркое солнце, уже забравшееся на самый верх пронзительно-синего неба, ослепило глаза. За Невой показались небесно-голубые колокольни Смольного собора. Я отвернулся, щурясь от нестерпимых лучей.