– Мир? Это ты пытаешься брать и портить, господин, сука, ван Люст. Цинично и буднично, считая, что и другие делают так же, а если не делают, то быстро учатся нехитрой науке дышать под слоем так горячо любимого тобою дерьма. Но с нашей семьей такого не будет, ты понимаешь? Мы не желаем принимать твои правила жизни, сколько б ублюдков ты не подкупил, сколько б изворотливых схем не выдумал. Понимаю, в твоем Аду скучно, ты вурдалак со стажем, и София так соблазнительна, так чиста, слишком чиста для тебя, но не боишься ли ты ослепнуть от ее чистоты, господин ван Люст?
Во мгле трепыхался свет. За пламенем свечи было еще одно пламя – взгляд Софии.
– Ты уловил самую суть, Глеб, – снисходительно, с какой-то глумливой необходимостью произнесла трубка. – Она редкий драгоценный камень, находящийся, к сожалению, в твоей вульгарной оправе. Именно поэтому я решил вам помочь: внести означенный залог, вернуть тебя к ней до суда, не дать потускнеть, раз уж ее чистота требует твоего присутствия.
– Решил нам помочь?..
– Тебе больше нравилась камера? Наслаждайся семейной жизнью, пока есть возможность. И кстати, вы должны мне на тысячу евро меньше – ведь ты выполнил поручение.
Свет свечи, глаза цвета ртути и золота, коридор, телефонная трубка, холод, лижущий обнаженное тело, весь мир – все исчезло, провалилось куда-то, рухнуло. Остался только сухой, растягивающий слова голос; идеальная мимикрия.
– Выполнил?.. Дочь вернулась к отцу?
– Что? – на миг в голосе мелькнуло удивление, но тут же погасло, пропало в холодном снисхождении. – Ах, это. Случилось небольшое недопонимание. Твоим заданием было вовсе не попытка уговорить девушку покинуть трущобы; братец мой заигрался в святого отца, проявив ненужное рвение, запутал и тебя и себя самого. Не знаю, откуда в нем эта тяга к дешевому драматизму. Должно быть, от матери.
Что-то треснуло – так ломают хитиновые доспехи жука, – это я попытался задать вопрос, выталкивая горячий воздух из собственных легких. Но слова встали поперек горла.
– Твоей целью была самая простая рекогносцировка. Ты должен был найти девушку по имени Анна и сообщить об этом Жану-Батисту. Ты нашел ее, и мой брат уже в курсе. Работа выполнена. Благодарю.
Ледяной Космос обитал на той стороне провода. Самое последнее, что интересовало эту Пустоту, была чья-то жизнь.
– Вместо Анны там был гиноид. Это она… убила Давида, убила себя. И тот панк подтвердит все, а Моравский…
– О! – многозначительно выдала трубка и умолкла. Свет от свечи прореживал мглу коридора, приближался ко мне, а вместе с ним приближалась София.
– О, – повторила трубка. – Отлично, ты встретил гиноида, ты оказался полезен, это достойно поощрения. Но позволь я скажу все сразу, чтобы ты не мучал себя напрасными надеждами: ваша с уважаемым господином Елагиным версия не выдерживает никакой критики. Кто поверит, что «Сиберфамм», игрушка для похоти, взяла и убила хозяина, и, что самое невероятное, застрелила себя? Я не поверю, и никто не поверит – это нонсенс; да, возможно, в «Ecce Home» проведут внутреннюю проверку, но ты же понимаешь, что итогов ее общественность не узнает – кому нужны репутационные потери и паника рынка? Но зато я поверю, что кто-то из вас двоих по какой-то только вам известной причине решил отправить на тот свет сумасбродного сына влиятельного политика. Ваше дело ведет опытный следователь Литовцев; судья поверит его аргументам и фактам. Поверит и общество. Осталось только понять, кто это был: ты или отребье Елагин. Тут уж все зависит от вас, мои голубки. Слушай внимательно: суд состоится через четырнадцать дней. Тебя
