Папа благословил Джакомо, после чего, довольный ходом работы, захромал прочь из комнаты. Свита последовала за ним, остались лишь толстый кардинал и зеленоглазый священник. Томас собрался встать, но кардинал положил тяжелую ладонь ему на затылок и придавил к полу.
– Назовись-ка еще раз, – приказал кардинал.
– Гийом д’Эвек, ваше преосвященство.
– Меня зовут кардинал Бессьер, – представился человек в красной сутане, не убирая руки с головы Томаса. – Кардинал Бессьер, кардинал-архиепископ Ливорно, папский легат при дворе короля Иоанна Французского, которого Господь благословил превыше всех земных монархов. – Он замолчал, явно ожидая от собеседника ответа на последние свои слова.
– Да хранит Бог его величество, – покорно произнес Томас.
– Я слышал, что Гийом д’Эвек умер, – с угрозой в голосе сказал кардинал.
– Мой двоюродный брат, ваше преосвященство.
– Как он умер?
– Чума, – уклончиво сообщил Томас.
Сир Гийом д’Эвек был врагом Томаса, потом стал его другом и наконец умер от чумы, но прежде успел посражаться бок о бок с Бастардом.
– Он воевал на стороне англичан, – заявил Бессьер.
– Про это я слышал, ваше преосвященство. И это позорное пятно на нашем семействе. Но я кузена едва знал.
Кардинал отнял руку, и Томас встал. Зеленоглазый поп смотрел на поблекшие росписи в конце стены.
– Это ты рисовал? – спросил он у Джакомо.
– Нет, отец, – ответил итальянец. – Это росписи очень древние и сделанные весьма плохо. Скорее всего, их намалевал какой-нибудь француз или, может статься, бургундец. Святой отец велел мне закрасить их.
– Так позаботься об этом.
Тон священника привлек внимание кардинала, который тоже уставился на старинные фрески. До этого он смотрел на Томаса и хмурился, сомневаясь в правдивости его слов, но вид росписей отвлек его. На выцветшей картине был изображен святой Петр, безошибочно узнаваемый благодаря зажатым в одной руке двум золотым ключам. Другой он протягивал меч коленопреклоненному монаху. Эти двое располагались на укутанном снегом поле, хотя тропинка к стоящему на коленях человеку была расчищена. Монах принимал меч, за ним наблюдал второй монах, настороженно выглядывающий из-за полуприкрытых ставен в окне засыпанного снегом домика. Кардинал долго рассматривал фреску и поначалу недоумевал, а затем вздрогнул от ярости.
– Кто этот монах? – строго спросил он у Джакомо.
– Я не знаю, ваше высокопреосвященство, – ответил итальянец.
Кардинал кинул вопросительный взгляд на зеленоглазого попа, который только пожал плечами. Бессьер помрачнел.
– Почему ты еще не замазал ее? – обратился он к художнику.
– Потому что его святейшество велел в первую очередь заняться потолком, а уже после – стенами, ваше высокопреосвященство.
– Так замажь сейчас! – рявкнул кардинал. – Замажь, прежде чем закончишь с потолком. – Потом ожег взглядом Томаса. – Ты зачем сюда пожаловал?
– За благословением святого отца, ваше высокопреосвященство.
Бессьер нахмурился. Названное Томасом имя явно пробудило в нем подозрения, но существование старых росписей смущало его, похоже, еще сильнее.
– Просто замажь! – приказал он Джакомо и снова повернулся к Томасу. – Где ты остановился?
– Близ церкви Святого Бенезе, ваше преосвященство, – солгал англичанин.
По правде, он оставил Женевьеву, Хью и два десятка своих людей в таверне у большого моста, далеко от храма Святого Бенезе, а соврал потому, что меньше всего хотел, чтобы Бессьер удовлетворил внезапно обнаружившийся интерес к Гийому д’Эвеку. Он убил брата кардинала, и если Бессьер выяснит, кто такой Томас на самом деле, то костра для еретиков на большой площади перед дворцом папы не миновать.
