1356. Великая битва - страница 34



– Мне интересно, как обстоят дела в Нормандии, – проговорил церковник. – После молитв девятого часа я за тобой пошлю. Отец Маршан тебя проводит.

– С удовольствием, – подтвердил священник, и в голосе его прозвучала угроза.

– Почту за честь служить вашему высокопреосвященству, – ответил Томас, склоняя голову.

– Избавься от этих картин, – еще раз приказал Джакомо кардинал и покинул комнату в сопровождении своего зеленоглазого спутника.

Итальянец, все еще стоя на коленях, шумно перевел дух.

– Ты ему не понравился, – заявил он.

– А ему хоть кто-то нравится? – отозвался Томас.

Джакомо встал и наорал на своих помощников.

– Штукатурка загустеет, если ее не размешивать, – объяснил он эту вспышку гнева Томасу. – У них каша вместо мозгов! Они ведь миланцы, да? Значит, дураки. А вот кардинал Бессьер не дурак – враг из него получится опасный, друг мой.

Джакомо не знал этого, но кардинал уже был врагом Томаса, хотя, по счастью, никогда его не встречал и даже представить себе не мог, что англичанин появится в Авиньоне. Джакомо подошел к столу с пигментами.

– И кардинал Бессьер питает надежду стать следующим папой, – продолжил итальянец. – Иннокентий слаб, Бессьер – нет. Быть может, вскоре мы узрим нового святого отца.

– А чем ему так не понравилась эта картина? – поинтересовался Томас, указывая на дальнюю стену.

– Возможно, у него развит вкус? Или потому, что эта мазня выглядит так, будто ее рисовала собака, которой кисть засунули под хвост?

Томас стал всматриваться в древнюю роспись. Кардиналу хотелось выяснить, что за сюжет изображен тут, но ни Джакомо, ни зеленоглазый монах не могли ответить. И все же прежде всего ему хотелось уничтожить фреску, чтобы никто другой не мог найти ответ. А какая-то история в картине скрывалась. Святой Петр вручал меч монаху в снегу, и у этого монаха должно быть имя. Но какое?

– Ты и впрямь не знаешь, что тут изображено? – осведомился Томас у Джакомо.

– Какая-то легенда? – беззаботно предположил итальянец.

– Но какая?

– У святого Петра меч, – рассуждал Джакомо. – Допустим, он вручает его Церкви? Ему стоило отрубить этим мечом руку художника и тем самым избавить нас от необходимости смотреть на его жуткую мазню.

– Но обычно меч изображают в Гефсиманском саду, – напомнил Томас. Он не раз видел фрески храмов со сценой ареста Христа, когда Петр выхватил меч и отсек ухо одному из слуг первосвященника, а вот Петр посреди метели встречался ему впервые.

– Выходит, этот болван-художник не знал Священного Писания, – буркнул Джакомо.

Однако все на картинах имело смысл. Если нарисован человек с пилой, это святой Симон, потому что Симона замучили, распилив на куски. Виноградная гроздь напоминала народу о евхаристии. Царь Давид держал арфу, святой Фаддей – дубинку или плотницкую линейку, святой Георгий сражался с драконом, святой Дионисий неизменно изображался с собственной отрубленной головой в руках – смысл имело все, однако смысл этой древней фрески от Томаса ускользал.

– Разве вам, художникам, не полагается знать смысл всех этих символов?

– Каких символов?

– Ну, меч, ключи, снег, человек в окне!

– Меч – это меч святого Петра, ключи – ключи от рая! Может, тебя еще поучить, как молоко у мамки из титьки сосать?

– А снег?

Джакомо сдвинул брови, явно сбитый с толку вопросом.

– Просто этот идиот не умел рисовать траву, – решил он наконец. – Вот и замазал все дешевой побелкой! Нет тут никакого смысла! Завтра мы счистим эту мазню и напишем что-нибудь стоящее!