Be scorn’d like old men of less truth than tongue,
And your true rights be term’d a poet’s rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice; in it and in my rhyme.
пусть воспою в стихах твой ум и доблесть,
читатель будущий воскликнет: «всё не так!»
хотя красот не выдуманных повесть
от мира скроет лишь могильная плита
как описать, во лжи чтоб не винили,
и было честно, точно, без прикрас,
земными красками, иль ангел на картине,
твой светлый лик и блеск прекрасных глаз
но всё равно сочтут за небылицы,
за хвастовство болтливых стариков
все эти пожелтевшие страницы,
и этот пышный слог былых веков
один лишь способ есть продлиться на века,
останься в сыне, как живёшь в моих стихах…
Shall I compare thee to a summer’s day?
Thou art more lovely and more temperate:
Rough winds do shake the darling buds of May,
And summer’s lease hath all too short a date:
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimm’d;
And every fair from fair sometime declines,
By chance or nature’s changing course untrimm’d;
But thy eternal summer shall not fade
Nor lose possession of that fair thou owest;
Nor shall Death brag thou wander’st in his shade,
When in eternal lines to time thou growest:
So long as men can breathe or eyes can see,
So long lives this and this gives life to thee.
милей, чем летний день, и светел
твой лик, недолгим нашим летом
цветы ломает майский ветер,
и наступает тьма за светом
как необычно всё в природе,
небесный жар сменяют тучи,
ведь постоянства нет в погоде,
её изменчивость нас мучит
твои ж года не канут в лету,
смерть не сплетёт тугую нить,
и будет вечным твоё лето,
в стихах поэта будешь жить!
покуда видим мы и слышим
в моих стихах живёшь и дышишь…
Devouring Time, blunt thou the lion’s paws,
And make the earth devour her own sweet brood;
Pluck the keen teeth from the fierce tiger’s jaws,
And burn the long-lived phoenix in her blood;
Make glad and sorry seasons as thou fleets,
And do whate’er thou wilt, swift-footed Time,
To the wide world and all her fading sweets;
But I forbid thee one most heinous crime:
O, carve not with thy hours my love’s fair brow,
Nor draw no lines there with thine antique pen;
Him in thy course untainted do allow
For beauty’s pattern to succeeding men.
Yet, do thy worst, old Time: despite thy wrong,
My love shall in my verse ever live young.
тупи, безжалостное Время, когти льва,
рожденное землёй, отдай земле, пусть жрёт,
клыки из пасти тигра можешь рвать,
жги птицу Феникса, не вечен ей полёт!
всему, о Время, твой недолгий срок,
увянут пусть прекрасные цветы,
куст роз последний сбросит лепесток,
но одного, молю, не делай, ты!
пусть не коснётся милого лица
твоих часов безжалостная тень,
и красоту оставь для образца
тем, кто войдёт за нами в новый день
но если времени не властно сохранить,
в моих стихах он юный будет жить…
A woman’s face with Nature’s own hand painted
Hast thou, the master-mistress of my passion;
A woman’s gentle heart, but not acquainted
With shifting change, as is false women’s fashion;
An eye more bright than theirs, less false in rolling,
Gilding the object whereupon it gazeth;
A man in hue, all ’hues’ in his controlling,
Much steals men’s eyes and women’s souls amazeth.
And for a woman wert thou first created;
Till Nature, as she wrought thee, fell a-doting,
And by addition me of thee defeated,
