17 признаний - страница 9

Дневник Лизы начинался резкими, обидными словами. В нём было практически всё обо всех, но больше всего – обо мне.

Первая и вторая страницы говорили: «Сколько можно повторять, чтобы Киря наконец бросил эту грёбаную работу…»

«Я устала ждать его по семнадцать часов».

«Он не заметил, что я подстригла чёлку».

«Охранник в “Перекрёстке” – лови волну перспектив и богатства…»

В нём каждая строчка начиналась с фраз: «Кирилл не видит своей красоты…»

«Кирилл опять вышел на работу и вернулся под утро, а завтра две смены подряд будет вкалывать за тысячу четыреста и спать в охранной будке как бесхозная псина…»

Письменные вопли Лизы хлестали меня по щекам, как ватную куклу. Я чувствовал, что виноват. Я внушал себе, что недостоин такой девушки. Рано или поздно, она должна была от меня уйти.

Четыре месяца назад мы расстались. Но скоро, кажется, сойдёмся. На этот раз уже навсегда.

Я сажусь на лавочку и достаю телефон, включаю камеру, вытягиваю руку над головой. С ракурса сверху вниз делаю несколько кадров, меняя положение ног. Сперва они вытянуты вперёд, затем смотрят носами наверх, ступни напряжены. Потом подошва прижата к подошве. Последний ракурс – поза нога на ногу.

Я просматриваю последние кадры и задумываюсь о превосходном сочетании покрытого льдом асфальта и чёрных ботинок с торчащими носками. Чёрная обувь, белый носок, бледная кожа, подвёрнутые штанины. Неподражаемая классика, минимализм. Духовная гармония. Это то, что не объяснишь первому встречному.

«Дневник Лизы» стал моим постоянным чтивом. В течение месяца я приходил с работы и наливал огромную кружку горячего чая с бергамотом. Я садился возле монитора и штудировал всё, что напечатала её нежная рука. Почти через каждую страницу повторялось:

«Кирилл родился не для того, чтобы стоять в отделе алкогольной продукции и ждать, пока какой-нибудь Иван Иваныч спиздит бутылку дешёвого коньяка, спрятав в карман дырявой, пропахшей нафталином фуфайки».

Чередующиеся огорчения. Уместные сравнения. Нервные срывы. Всё это словно кардиограммой выбито на страницах и сохранено на рабочем столе. Она будто жила на сменах вместе со мной и как призрак маячила по складским коридорам.

Я представлял эти красные, заплаканные глаза и маленький накрашенный ротик, из которого вылетают крики:

«Кирилл совершенно перестал ублажать меня. От него давно не веет сексуальностью. Он так оскудел, что я забыла что значить ревновать его».

Я знал, что у меня имеется подходящий рост, длинные изящные ноги, правильная осанка, гибкие тонкие руки. Но я с детства игрался в солдатики, машинки и сабли. Я впервые попробовал курить, когда мне было шесть, а напился в тринадцать. Меня называли безалаберным, дерзким, беспризорным бродягой.

«Начать – самое сложное».

«Дневник Лизы» твердил одно. Люди, знающие меня с детства – другое.

Неужели третьего не дано?

«Если бы он только знал, сколько фотографов выстроилось бы в очередь ради одной его фотографии в портфолио, он бы мигом уволился».

Самое страшное, что я понимал Лизу. Читал и кивал. Понимал каждую мысль, но снова выходил на работу. Каждое утро новой смены я вставал в четыре утра по будильнику, ронял бутерброд на липкий пол спросонья, поднимал и плотно набивал желудок.

«Начальство не выдавало премию охранникам уже второй месяц подряд. Кирилл говорит – проблемная бухгалтерия».

Однажды я расспросил сменщика о своих ногах. Спросил, смог бы я быть моделью с такими пропорциями.