Помахал констеблю.
– Это не убийство. Несчастный случай. Довольно странный, но все же несчастный случай.
Полицейские переглянулись.
– Он сидел вон там. – Винге показал на крыльцо. – Вернулся из кабака или с Баггенсгатан[3], этого мы не узнаем. Решил передохнуть, выкурить трубочку. Может, даже задремал с трубкой в зубах – по крайней мере, во рту полно осколков, а остальные валяются вон там, у крыльца. Зерно на чердаке давно сгнило, на досках дюймовый слой пыли. Краном давным-давно не пользовались. Если спросите хозяйку, наверняка расскажет: да, крыша течет, товар сгнил, постоялец махнул на него рукой. Возможно, даже в суд собирался подать… Короче, вон тот дубовый чурбак сорвался с крюка прямо ему на голову. Петля перетерлась, на нем кровь, можете пойти посмотреть сами. Ночь была ветреная, это я заметил, еще когда спать ложился. Весит чурбак лисфунт[4], не меньше. А дальше покатился по склону в канаву. Возможно, человек этот умер сразу, и тело скатилось вниз. Или успел сделать несколько шагов и потерял сознание. Крови немного, сами видите – типично для тупой травмы. Капли крови на ступеньках, на мостовой, в грязи… вы бы и сами заметили, если б не дождь.
Винге показывал то на крыльцо, то на крышу, то на канаву, а констебль кивал и исправно вертел головой.
– Если б не дождь… – повторил он. – Вот это да! Это же… сколько совпадений.
Случайность не признает математической логики, шепнул Сесил.
– Мир не был бы таким странным, если б в нем то и дело не происходили странные вещи.
– А кто виноват?
Безнадежно. Пустое.
Вот как… Сесил уверен: суд ничего не решит.
– Если есть желание, можно попробовать разделить ответственность между купцом и сдатчиком, но это вряд ли куда приведет. Несчастный случай и называется несчастным, потому что его нельзя предвидеть. Если вы расскажете родственникам все как есть, они могут подать в суд, если пожелают.
Констебль потер небритый подбородок.
– Вот как… ну-ну… спасибо за помощь.
Эмиль кивнул, повернулся и пошел домой. Трое полицейских пустились в обсуждение увиденного. Краем глаза заметил, как незнакомый, грустно качая головой, пересыпает в руки знакомого монеты: видно, побились об заклад.
А сам Эмиль никак не мог унять раздражение. В чем его заслуга? Следовал подсказкам на языке, которого не знает ни один человек в мире. В том числе и он, Эмиль Винге. Но, не зная слов, он этот язык понимает.
Люди из Индебету переглянулись.
– У меня аж мурашки по коже…
– Не говори. Если хочешь совершить преступление – лучше дождаться, пока его засунут в сумасшедший дом.
Они никогда не встречались в доме Индебету – из опасений, как бы не заметил случайно появившийся Ульхольм. С Винге он не знаком, но Эмиль настолько похож на брата, что у полицеймейстера никаких сомнений не возникло бы. А Сесил для Ульхольма был чуть ли не олицетворенной Немезидой в сюртуке. Исаку Райнхольду Блуму их сотрудничество с Эмилем Винге стоило многих бессонных ночей, да и днем он наверняка вздрагивал при мысли, что все может открыться.
Вот и сейчас – Блум встряхнулся, чтобы отогнать страхи и заодно согреться, открыл глаза и выпрямился. Ну нет – дать задний ход он не имеет права. Средства, возможно, слегка сомнительные, но цель ясна и благородна.
В квартале между домом Грилля и Жженой Пустошью они давно уже нашли уголок под козырьком крыши. Дождь не опасен, днем их убежище почти никому не заметно. К тому же с подветренной стороны, так что и ветер не страшен. В двух шагах от Индебету, но в таком месте, куда не всякий полицейский решится заглянуть, если, конечно, служба не заставит.
