Взять самого глубокого и радикального и вместе с тем самого книжного из дворянских революционеров, каким был Павел Иванович Пестель. Что, собственно, хотел сделать Пестель в России? Какую задачу он ставил – повторить в России Французскую революцию? Оказывается, нет, Пестель хотел большего меньшими средствами. Он шел дальше Французской революции, желая предотвратить возникновение власти аристократии богатства и наследства. Но, учитывая последующее развитие, он желал достигнуть этого, минуя кровь и междуусобия Французской революции.
Движение его мысли ярко и, думаю, искренне представлено в показаниях на следствии. Он говорит, что его исходным пунктом было отрицательное отношение к Французской революции. С другой стороны, наблюденное им явление – Реставрация, как он говорил на следствии, не смогла устранить результатов революции! Оказывается, то, что Реставрация вынужденно сохранила завоевания революции, открыло ему глаза на то, что революция не дурное дело, – его можно и повторить! В лице Пестеля новая Россия молодых преобразователей собралась сокращенно повторить весь цикл европейских классических революций. От форм радикального переустройства до «термидорианских» реформ, при сохранении неустранимых завоеваний при реставрациях. Сохранить результаты преобразования, а с другой стороны, устранить кровь междуусобий. Которые в России, естественно, отягощались для них ужасами недавней пугачевщины.
Перед нами – попытка вдвинуть внутрь России в сжатом виде весь мировой процесс, каким тот представлен Европой. Вдвинуть так, что в результате получается видоизмененный его феномен, доведенный до точки, где начинается революционная критика его результата. Предотвращая «аристокрацию богатства» (слова Пестеля), он вместе с тем очищен от кровавых пороков французского прецедента. Итог приобретает форму беспрецедентного повторения – Россия политически реконструирует «европейское человечество». По крайней мере, способом осуществления.
У Пестеля был интересный спор с Рылеевым насчет Наполеона. Очень плохо относившийся к Наполеону Рылеев сказал: «Не дай бог, чтоб и у нас завелся Наполеон!» Впрочем, нам это и не грозит – мол, умный человек, желая быть преобразователем, будет скорее Вашингтоном. На что Пестель сказал: «Конечно, лучше так, но если суждено, что начатое нами дело приведет к новой тирании, то лучше пусть это будет тирания Наполеона! В таком случае мы будем сильны…» Это неслучайное и интересное его высказывание. Пестель был сторонник превращения постреволюционной России в крупную и сильную державу – не менее, а то и более могущественную, распространяющую свое влияние далее, чем при Александре. На некоторые изменения, касающиеся положения части Польши, он шел со скрипом и только для привлечения польских революционеров на свою сторону. Его интересы распространялись и на балканские дела. По мере того как усиливались разногласия среди самих декабристов, Пестель видел опасность междуусобия и думал предотвратить ее сильной революционной диктатурой Временного правительства – в сущности, на неограниченный срок.
Пестель – это уже постдекабризм внутри самого декабризма. Перед 14 декабря он переживал острый кризис и почти уже собирался уходить из движения.
