Зазвонил телефон.
– Да, Петр Евгеньевич? Поняла. Позвонить Ермакову, чтоб был у вас в шесть. – Валентина повесила трубку, покосилась на дверь начальника. – Дела, дела… Некогда с вами. Значит, Виктор, одобрили твой проект? Что ты там, говорил, строишь?
– Так я ж это… экран… на роддом. Где это… где чертежи-то мои? – он заозирался.
Лена хихикнула. Чертежи были найдены на шкафу (сунул их туда и забыл). Виктор развернул лист:
– Вот это больница. Роддом то есть. Это большой план. Так всё будет выглядеть.
– Интересно, – прощебетала Лена.
Он ответил польщенной усмешкой, аккуратно свернул чертеж в трубу.
– И вы всё сами придумали? – спросила она.
– Работа такая, – он за секунды вошел в роль славного мирового парня и почувствовал, что у него есть шанс. – Можно вам позвонить?
– А зачем? – Она наклонила голову набок.
– Чтобы сказать вам что-нибудь приятное.
Валентина, что-то записав карандашом, протянула Виктору листок. Он подошел, пританцовывая, заглянул в бумажку:
– Это ваш или Ленин?
– Стара я для тебя, – сказала Валентина.
– А у меня телефон в общаге. Провожу вас, Лена?
– Вы идите. Мы еще здесь посидим.
– Я вам позвоню… Я позвоню! – Последнее он выкрикнул и пропал в коридоре.
– Медведь из тайги, – сказала Лена.
Виктор позвонил тем же вечером. Говорил сдавленным голосом, побеждая застенчивость. Позвал в кино назавтра же на вечерний сеанс. Лена отказалась: завал работы, не может завтра.
– Послезавтра давай! – предложил Виктор.
Честно было бы ответить: “Да, конечно, когда угодно”, но она считала умным потянуть и чувствовала в этом что-то необычайно приятное.
– И послезавтра не могу.
– А тогда когда? – спросил Виктор скорбно.
Ее ощущения стали почти приторными, мысли пропали, и теперь не терпелось ответить навстречу наслаждению: “Никогда” или “В следующей жизни” – но всё же она предпочла неопределенное:
– Ну, когда-нибудь…
– На выходных?
– Может быть…
– Я позвоню!
Назавтра он не звонил. Лена пила холодный чай, сидела, подперев голову, а сумерки сгущались не только за окнами, но и внутри нее. В темноте она нехотя встала, зажгла свет, и тут зазвонил телефон. Лена дернулась, пропустила один звонок, другой, прежнее сладкое ощущение зашевелилось… Третий звонок… На оконном стекле рассеянно мерцало отражение кухни.
– Слушаю, – сказала холодно.
Это была мачеха.
– Не звонил он мне, не звонил, оставь в покое Бога ради! – Лена швырнула трубку.
Мачеха перезвонила, заметался тревожный голосок. Лена подумала, что, пока Валя на линии, Виктор не может дозвониться, и наигранно-вежливым напряженным голосом попросила: “Извини меня… Я сейчас не могу”. Повесила трубку и подержала на ней руку, пока та не обрела человечье тепло. Погасила свет. Впотьмах влила в себя последний глоток холодного чая. Отправилась в ванную, оставила дверь открытой. Лежала в воде, то и дело заслоняла струю ногой, приподнимала голову, прислушивалась к телефону.
Виктор набрал ее на следующий вечер.
– Алло! Алло! Лена, привет! Я из автомата! У нас телефон поломался. Ты слышишь меня? – Гулкий удар. Удар. Еще. – Черт! Теперь таксофон барахлит!
– Я слышу!
– Мы идем? Завтра суббота!
– Идем! – в тон ему крикнула Лена.
– Зайти за тобой?
– Нет, я сама!
– Кинотеатр “Горизонт”. В пять вечера. Где встретимся? В метро? Это “Фрунзенская”!
– Ладно.
– В четыре в центре зала!
– Всё. Пока.
Лена корила себя за то, что сорвалась на птичий крик, а еще за то, что приехала раньше на двадцать минут. В отместку она встала не в центре зала, а в конце, у белой головы Фрунзе, благо на станции было пустынно.
