– Ты что? – спросил он вполголоса.
– Ты что – плачешь?
– Ерунда. Я поэтому кино и не люблю. Я не люблю, если грустное. – С каждой фразой он повышал голос.
– Тише ты, – прошептала Лена.
Он поискал глазами и снова схватил ее ручку. Лена пыталась освободиться, но он держал твердо, по-мужицки, и при этом как бы утешительно поглаживал пальцем.
– Пусти, – сказала она сердито.
– Тебе не нравится?
– Нет, мне не нравится.
– Замолчите, сейчас администрацию позову! – возмутилась женщина слева от Виктора.
Он разжал хватку, продолжили смотреть фильм, но оба уже не смотрели.
Виктор думал: “Во сглупил я, хрен его пойми, как надо… Теперь решила, что я ненормальный”.
Лена думала: “Ага, очередной типчик. Был уже один. Сначала руку ему дай, потом целовать полезет, потом лапаться, и дальше чего? А ничего. Надо их учить. Обиделся… Да ну его, психованный какой-то, слюнтяй. Наверно, больше никуда меня не позовет. Ну и пожалуйста”, – и тотчас ей стало грустно.
С полгода назад она рассталась с Костей.
…Всё началось накануне седьмого ноября. Лена возвращалась с работы, заглянула в магазин и с тяжелой сумкой подходила к дому, когда наперерез из мрака бросился кто-то, в свете фонаря отбрасывая хищную тень. Раньше она изредка сталкивалась – в лифте и на улице – с ним, жившим этажом выше, но они никогда не разговаривали. Обычно он был при овчарке, поджарой и серой. Сейчас он без слов выхватил у Лены сумку и прямо в лицо выдохнул облако пара, в котором смешались запахи животного здоровья и жестокой осени. Над губой темнела жирная полоса щетинистых усов. Черноплодные, навыкате глаза разглядывали озорно и цепко.
– Пошли помогу, – сказал, как приказал, и они поднялись к ней.
– Спасибо, – сказала Лена.
– Спасибо не красиво. Зачем ты всё дома киснешь? Работа – дом, работа – дом, я давно за тобой наблюдаю… – У него была бодрая скороговорка. – Пойдем подышим. С Радаром, что ли, погуляем.
Она почему-то легко подчинилась, уговаривая себя: а почему нет, интересный человек, да и гулять действительно полезно. Среди туманов и мрака, по скользкой листве, по грязным дорожкам она битый час выгуливала с ним его собаку. Этот Костя коротко отрапортовал о себе: был ее старше на десять лет, не женат, спортсмен, альпинист, по совместительству учитель физкультуры. Собака лаяла и оглядывалась, и Лене делалось не по себе.
– На! – он протянул поводок. – Боишься ее?
– Боюсь!
– Не бойся, кому говорят!
Теперь Лена бежала, поспевая за зверем, который рвался в стороны, больно вытягивая ей руку. Костя трусил рядом и разговаривал снисходительно и резко, как с ученицей:
– Парень у тебя есть, нет?
– Я на этот вопрос отвечать не хочу!
– Нету! – уверенно сказал он, присвистнул – собака оглянулась, поводок ослаб.
Вернулись к подъезду; он привязал собаку к облетающему тополю, сели на лавочку, где кем-то заботливо в несколько слоев была постелена газета.
– Замерзла? – обнял, сжал, потряс. – Чего дрожишь? Надо больше гулять и привыкнешь. Будешь со мной гулять?
– Буду, – сказала одеревенело.
Собака заухала густым раскатистым басом, дернулась раз, другой, отвязалась, подскочила, тяжело дыша.
– Привяжи ее, пожалуйста…
– Не бойся ты, – Костя нежно погладил Лену по скуле, шершавым пальцем провел по губам. – Надо тебя погреть. – Взял за затылок правой рукой, левой сильнее смял плечо и вдруг поцеловал, мокро и горячо.
Он как будто бы вгрызался. Его усы щекотались и кололись. Лена хотела вырваться – собака гавкнула. Девичьи и собачьи глаза на мгновенье столкнулись.
