– Пусть остаются у них, моя бабка, мать, да и я собирали, всё думала, что родным передам, а оказалось, что роднее теперь чем вы у меня, наверное, и не будет.
– Но у вас ведь есть родные Фёкла Гавриловна?
Ира пыталась быть корректной и не задевать раны старухи.
– Да откудыж им взяться, родным-то? Была дочка Маруська, да Карачун прибрал. В мороз застыла в снегу, из леса пыталась дров привезти, да для сугреву выпила, вот и не расчитала сил. Мужа уже не было, а мужиков как выкашивать стало в деревне. Так я и осталась одна на земле дочка, так и осталась.
Две мутные слезинки, скатившись с морщинистых щек, закончились на подбородке, упав и растворившись в чёрном платке.
– Не дело сейчас мокрое разводить. Готовится надоть. Детёв мы отвлекли, им забавы теперь на весь день хватит. А нам дочка, надо одеваться. Вот рубахи, что ещё моя прабабка носила, вот понёвы. Ты женщина замужняя, вот эту в клетку синюю возьми. Рукава рубахи обручьем створчатым сомкни. Поверх рубахи вот этот тканый пояс возьми, детей рожала, потому он тебе пригодится. Вот эти обережки на поясок надень, да и нож будет кстати. Обувь свою оставь, лапоточки всё равно не наденешь, оставайся уж в туфельках своих, на то вреда не будет. А вот голову обязательно покрыть надоть. Рогатая кичка с покрывалом будет самое оно. Мы ведь не просто дом выкликать будем. Мы у Макоши да и у Мать сырой земли, да у Живы и у Лады Богородицы просить мира и места будем для всей твоей семью. Надобно к этому подойти серьёзней некуда. Скоро и остальные женщины подойдут, одевайся, да не менжуйся ты так. Смотри, как буду делать я, а ты повторяй, время ещё есть.
Ирина, стараясь не очень отставать от старухи, переодевалась в предложенные роскошные одежды, украсившие бы не один краеведческий музей, и казалось ей, что надев это всё, она незаметно перемещается из своего времени в глубину веков. Отрадно ей было на душе. Баба Фёкла помогла ей привести наряд в носимый вид, там поддёрнула, там подоткнула, там поправила, и вот уже не отличишь бывшую городскую учительницу, от настоящей русской женщины живущий задолго от происходящего в деревне Ненарадовке. Вскоре раздался условный стук в дверь, который разбудил кота. Он казалось жил совсем отдельной жизнью, не подчиняясь ни кому. А потому сейчас открыв глаза и потянувшись, грозно мяукнув, направился к двери входной, чтобы и когти поточить и проверить, кто пришёл в его дом. Совершив променад до дверей, он отправился к своей миске, и нахлебавшись молока, поднялся на печь, дабы от туда вести наблюдение за этими мельтешащими и несуразными людьми, что вот уже готовы куда-то идти.
На пороге дома показалась красивая женщина, державшая за руки двоих детей. Мальчика лет девяти и девочку лет восьми.
– Фёкла Гавриловна, прости, не смогла надеть бабкины наряды. Мне мой приказал всё выкинуть, даже рубашки не оставила. Не хотела мужа серчать. А от него только и осталось, что вот детишки. Их привела, с ними и посижу.
– Эх, Света, вот потому от тебя твой, и сбежал. Не смогла удержать женскими чарами, да женскими узами. Кто ж наследством то бабьим разбрасываться? Сиди уж, чего там.
Баба Фекла была непреклонна. Ирина, улыбнувшись и сделав шаг вперёд, протянула руку и представилась:
– Ирина Георгиевна. Можно по-простому Ира. А это мои девчонки. Ладушка и Любавушка.
Пожимая её руку, своей мягкой и нежной рукой, женщина, произнесла:
